Ледяной ветер азарта

– За два дня мы получили прогноз о том, что ожидается ветер с северо-востока, сила ветра – до семи баллов. Это по нашим понятиям не очень много, но достаточно для того, чтобы работы прекратить. Рабочие с Пролива были сняты, а флот заякорен. Семь баллов технический флот выдерживает нормально. Я правильно говорю? – Панюшкин исподлобья взглянул на Чернухо.

– Да, это... терпимо.

– Однако прогноз не подтвердился. Ни по направлению ветра, ни по силе, ни по времени. Уже после двух часов дня погода резко изменилась. Стало ясно, что метеорологи поскромничали в своих предположениях. Лучше бы они поступили наоборот. Ветер начался северный. Чистый северный, без всякой восточной примеси. Скорость вдоль Пролива – тридцать четыре метра в секунду. Отдельные порывы превышали пятьдесят метров в секунду.

– Это очень много? – спросил Тюляфтин. Панюшкин ответил не сразу. Помолчал, переложил какие-то бумажки, поправил очки. Он поднял голову, встретился взглядом с Опульским и, не опуская глаз, не отводя их в сторону, заговорил тихо, но твердо:

– Товарищ Опульский, Александр Алексеевич... Я прошу извинить меня. Я нахамил в горячке, сорвался. Цель сегодняшнего заседания меня, разумеется, нисколько не оправдывает. Видите ли, мы здесь не первый год варимся в этой каше и как-то привыкли считать, что все знают, какая это каша.

– Что вы, что вы! Николай Петрович! – Опульский засуетился, почувствовав вдруг, что все внимание переключилось на него. – Я действительно того... Задал не очень уместный вопрос и... И вы совершенно справедливо поставили меня на место и... И правильно сделали. Согласитесь, что ваши слова были хотя и несколько...

– А теперь ваш вопрос, – Панюшкин повернулся к Тюляфтину. – Вы спросили меня о силе ветра... Отвечаю. Существует международная таблица, где наряду с разделением ветров по силе приводятся и так называемые явления, сопровождающие ветер. При девятибалльном шторме, например, потоки воздуха несутся над землей со скоростью порядка двадцати метров в секунду. Они производят разрушения, которые в таблице названы небольшими. Ветер валит дымовые трубы, рвет железо с крыш, сносит заборы и непрочные постройки. Сильный шторм, десятибалльный, – это когда скорость ветра достигает двадцати пяти метров в секунду. Разрушения определяются как значительные – вырванные с корнем деревья, сорванные с домов крыши, поваленные телеграфные столбы.

– И столбы валит?! – удивился Тюляфтин.

– Ветер в одиннадцать баллов, – продолжал Панюшкин, – называется жестоким штормом. Скорость ветра – более ста километров в час, это около тридцати метров в секунду. В таблице без указания деталей сказано, что жестокий шторм приносит большие разрушения. В следующей графе – ураган. И рядом два слова – «производит опустошение». Скорость ветра в этом случае превышает тридцать метров в секунду. Повторяю – тридцать метров. А десятого октября над Поселком, над Проливом, над всей северной частью Острова пронесся ураган, или, как мы его называем, Тайфун, во время которого скорость ветра превышала пятьдесят метров в секунду. Я ответил на ваш вопрос?

– Д... да, вполне, – поспешно закивал головой Тюляфтин. – То, что вы рассказали, – это действительно потрясающе. Я как-то даже не представлял себе существа этих слов – шторм, ураган... Занятно! А ведь если задуматься...

– Лучше не надо! – захохотал Ливнев. – По-моему, это такой ветер, что одно воспоминание о нем должно слегка покачивать человека.

– Николай Петрович, – раздался среди общего гула сдержанный голос Мезенова. – Вы не могли бы вкратце рассказать, как у вас прошло десятое декабря?

– О! – восторженно воскликнул Панюшкин. – Это был не ураган, а... А конь мадьярский!

– Простите, какой? – спросил Тюляфтин.

– Я хотел сказать, что конь был очень большой и очень дикий! – Панюшкин засмеялся и потер ладонями лицо. – Значит, так... Утром все было нормально. По-божески. Дул северный ветер силой до четырех баллов. На Проливе велись обычные водолазные работы.

– Это при четырех-то баллах? – усомнился Ливнев.

– Да. При четырехбалльном ветре мы работаем довольно спокойно, – ответил Панюшкин с особой горделивостью и потому заметнее обычного налегая на «о». Он даже повторил: – Да, довольно спокойно. Получили прогноз. Об урагане – ни слова. Но к двенадцати дня ветер усилился до шести баллов. И вот тогда, только тогда мы получаем предупреждение о том, что ветер может достигнуть восьми баллов. Ну, что вам сказать, и при восьми баллах жить можно. Работать нельзя, но жить можно. Водолазные работы были прекращены, а плавсредства закреплены дополнительными якорями. Конец трубопровода также закрепили якорем.

– Прости, Николаша, у меня вопрос главному механику, – быстро проговорил Чернухо.

Жмакин насторожился и вопросительно посмотрел на Панюшкина. И лишь когда Николай Петрович ободряюще кивнул, он мощно поднялся, но при этом неловко уронил шапку, лежавшую на коленях, поднял ее, повертел в руках, не зная, куда деть, и наконец сунул Званцеву.

– Вы готовы отвечать? – спросил Чернухо.

– Да, он уже готов, – ответил Званцев, улыбаясь.