Ледяной замок

Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.

Неужели я завтра это сделаю?

Посмею ли?

Нет! Нет!

Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы закрыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.

Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.

Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.

В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и положила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.

6. Трубачи

Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.

Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.

Однако утро было для нее непростым.

Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — настоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко грохотала неслышимая здесь большая река.

С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.

Неустанное движение. Пьянящее пробуждение природы. Пьянящий запах сырой земли. От всего этого начинает трепетать сердце. Пришли тихие трубачи, звуки их труб опьянили Сисс и оплели ее своими грустными и радостными чарами.

Мы — трубачи, нас выманило то, против чего нам не устоять.

Вокруг все голо и ново. Вот стоит скала, по ней струится вода. Она стоит словно занесенный топор и рассекает для нас время, чтобы мы поспели к сроку. Нас ждут. Небольшая птица ударяется о скалу и падает в вереск, но снова взлетает и исчезает навсегда.

Нас ждут.

Вот мы уже между белыми стволами берез. Мы шли сюда, мы здесь. Нас ждут. Здесь пройдет наш короткий век.

Пролетает птица. В озеро вдается мыс, поросший березой. Наш короткий век.

Сисс сказала себе:

Сегодня я вернусь к ним.

Значит, в этом дело?

В чем — в этом? — как бы прозвучал вопрос.

Она и сама не знала.

Сисс вышла из дома очень рано, надеясь, что первой придет к месту встречи. Так было бы проще. Она хотела вернуться к товарищам, от которых так долго была отгорожена, и было бы легче встречать их поодиночке, пока они будут собираться. Подойти к собравшемуся классу она бы, скорее всего, не решилась.

Оказалось, однако, что не только одна она задумала прийти первой. Ее опередила молчаливая девочка — новый вожак. Она сменила Сисс, как только та стала держаться в школе особняком. Произошло это без слов, и никто вроде бы не знал почему. Подвижная и волевая, она сразу же была признана вожаком. Сисс наблюдала это всю зиму, и ее тянуло к этой девочке, но она так и не подошла к ней. Теперь та спокойным кивком поздоровалась с ней. Сисс спросила:

— Уже здесь?

— А ты?

— Я решила, что мне лучше быть на месте, когда они начнут собираться, — откровенно призналась Сисс.

— Да, конечно. Я так и подумала, поэтому и вышла пораньше. Хотела поговорить с тобой, пока не подошли остальные.

— А о чем?

Сисс задала вопрос, зная ответ.

— Ну, ты, верно, и сама знаешь.

Они испытующе посмотрели друг на друга. Обе поняли, что они не враги. Сисс вновь почувствовала, как ей хочется обрести подругу, но подавила в себе это желание. Это будет потом. И еще она почувствовала, что девочка-вожак ни в чем ей не уступает. Сейчас ее лицо, обычно гладкое и спокойное, было напряжено.

— Как хорошо мы вчера проводили тебя домой, Сисс. Я видела, что всем было хорошо.

Сисс промолчала.

— И тебе тоже.

— Да, — тихо ответила Сисс.

— И все же тебе не уйти, — сказала другая девочка, стараясь придать твердость своим словам.

— Не уйти от чего?

— Я думала, ты знаешь. Нам надо поговорить об этом, пока не пришли остальные.

Тон у нее стал тверже. Она продолжала:

— Худо было зимой, Сисс.

Сисс покраснела.

Девочка продолжала:

— Почему ты так себя вела?

— Не потому, что я была против кого-нибудь… Не так это было… — неуверенно ответила Сисс.

Она чуть было не сказала, что дала обет, но удержалась. Та наверняка прекрасно знала об этом. Все слышали о ее обете. Зачем сейчас об этом говорить.

Другая девочка сказала:

— Нам казалось, будто это было против нас. Разве ты не могла быть с нами?

Глаза у нее стали колючие. Сисс опустила голову и ответила:

— Мне казалось, что не могу. Поэтому и не была.