Ледяные (ЛП)

— Ни за что. Меня не будет ни там, ни на каких других играх. Пятница была единственным случаем.

— Ты сомневаешься в моих навыках убеждения? Я попросил тебя отдать мне половину моего любимого пончика, не так ли? Мы только начинаем.

Она бросает на меня косой взгляд и указывает на круглый каменный стол в тени нескольких кленов, на которых все еще сохранилась большая часть оранжевых и красных листьев.

— Вон там есть хорошее местечко.

Каждый из нас садится на каменные скамьи по разные стороны стола.

Я передаю ей ее долю наших пончиков, как только разделяю их.

— Знаешь, я не могу продолжать называть тебя Доннелли. Мы разделяем пончики. В моей книге это делает нас друзьями. Я Истон.

— Знаю, — уголки ее рта приподнимаются.

Я оживляюсь. Она не знала моего имени той ночью, когда мы вместе вышли из бара.

— Ты искала меня?

Она расплывается в лучезарной улыбке и показывает мне свой телефон. Он открыт для текстового разговора с ее братом. Он ругает ее за то, что она позволила Истону, черт возьми, Блейку вынести ее из бара. Мои брови взлетают вверх, и я смеюсь.

— Это довольно громкое имя. Я не знаю, поместится ли это в моем удостоверении личности. Мне придется пройти по маршруту инициалов, — я кладу предплечья на стол. — Итак, ты знаешь мое имя. Если ты не скажешь мне свое, я думаю, что буду вынужден называть тебя Доннелли вечно.

Она качает головой, красивые карие глаза блестят.

— Майя.

— Майя, — мне нравится, как это звучит. — Майя Доннелли.

— Ладно, перестань произносить мое имя, — она прикрывает мне рот рукой, когда я снова начинаю это бормотать. — По-настоящему.

Я быстро целую ее ладонь, посмеиваясь, когда она отводит ее обратно на свою сторону стола. Она не может сдержать смех и запихивает в рот большой кусок кленового бекона. Я подражаю ей и провожу несколько мгновений на небесах от вкуса. Сладкий и пикантный, какое сочетание.

— Черт возьми, это хорошо. Бекон делает все лучше.

Она хмыкает в знак согласия. Я доедаю кленовый бекон еще одним кусочком и беру бостонский крем следующим, оставляя свой любимый напоследок. Мне совсем не нужно времени, чтобы расправиться со своей порцией бостонского крема еще до того, как она доедает свою первую половинку пончика. Я поднимаю свой последний, предвкушение нарастает.

Минуту я раздумываю, не отправить ли ребятам фотографию моей маленькой читерской закуски. Это то, что нам нравится делать. Еще одна традиция, которую старшие игроки передают новичкам, которая объединяет нас как команду.

Я бы отправил его, но я хочу, чтобы этот момент с Майей принадлежал только мне.

— Думаю, позже я совершу дополнительную пробежку за то, что позволил себе подобное, — я откусываю кусочек и подношу кулак ко рту, испытывая гребаное блаженство от лучшего пончика в Коннектикуте. — Оно того стоило.

— Оно того стоило, — бормочет Майя, больше для себя, чем для меня.

Она в своем собственном мире, поглощена наслаждением своим угощением. И я поглощен наблюдением за ней.

Знает ли она, что мучает меня каплей заварного крема, в уголке ее рта? От того, как она вытирает его пальцем и слизывает, у меня пересыхает в горле.

Свежий утренний ветерок развевает ее волнистые каштановые волосы и рассыпает оранжевые листья по земле вокруг нашего столика. Мой пончик свисает с кончиков моих пальцев, частично забытый из-за того, что я изучаю ее, пока она ест. Это мило. Мы не разговариваем, но я не возражаю против тишины. Возможно, я ее еще едва знаю, но в этом есть задатки того же типа комфортной тишины, что и у меня с Кэмероном и ребятами.

Это идет рука об руку с инстинктивным чувством доверия. У меня не со многими людьми бывает такое. Определенно не с большинством девушек, которых я знаю, за исключением Рейган из Лэндмарка. Только по этой причине я знаю, что должен узнать ее поближе.

Она выводит меня из транса, когда проверяет свой телефон и неохотно бормочет проклятие.

— Спасибо за пончики. Я лучше побегу.

Я смотрю, как она складывает салфетки в крошечные квадратики и встает, собирая свои вещи.

— Ты уходишь? — спросил я.

— Если я не уйду сейчас, я опоздаю на урок более чем на десять минут. К счастью для меня, профессор появляется только через двадцать минут после начала лекции. Он более снисходителен к посещаемости.

— Это удача. Не могу сказать то же самое. Все мои профессора сурово относятся к нам, даже к студентам-спортсменам.

Я запихиваю в рот остаток пончика, прежде чем встать, чтобы забрать ее маленькую коллекцию мусора для оригами. Я кладу его рядом со своим, затем иду с ней в том направлении, в котором она начинает.

— Ты надеялся на легкую поездку? — насмехается она.

— Нет. Я не против тяжелой работы. Это помогает мне сосредоточиться. — Я вытягиваю руки над головой, замечая, что это движение привлекает ее взгляд к моим бицепсам. Ее глаза отводятся, когда она понимает, что я поймал ее на том, что она разглядывает меня. — Я не за то, чтобы расслабляться или срезать углы.

— Сказано как у любого хорошего капитана, — говорит она.