Три дня подряд мы не можем отправиться в наш поход из-за тумана, дождя и вьюги. Мы используем это время, чтобы сделать «Дом Пеготти» как можно более комфортным, заложить запасы и еще и еще раз перепроверить снаряжение, которое берем с собой. Чтобы определить маршрут, Шеклтон совершает длительные походы по крутому, покрытому снегом склону на северо-восток, во время которых он все всесторонне обдумывает и, как он сам говорит, ведет беседы с Фрэнком Уайлдом. Он скучает по Уайлду так сильно, что часто, обращаясь к Крину, сам того не замечая, называет его Фрэнком. В нашу седьмую ночь на Южной Георгии, в ночь на семнадцатое мая, на которую Шеклтон назначил начало нашего перехода, он очень неспокоен: вместо того, чтобы спать, он час за часом выдергивал гвозди из ставших ненужными досок шлюпки. Едва мы все проснулись, он просит у меня и Крина наши сапоги и забивает гвозди в каблуки, ровно по восемь штук на каждый сапог.
Шеклтон приходит к соглашению с Крином, что мы выходим следующей ночью независимо от погоды и с исключительно легкой поклажей. Три спальных мешка остаются у Уорсли, Бэйквелла и Винсента. Участники перехода должны в течение трехдневного марша спать по очереди, кто-то один должен бодрствовать и наблюдать за остальными, засыпать ему категорически запрещается. Каждый несет свою часть рациона и сухарей сам. Распределяются примус и топливо на шесть приемов горячего питания, маленькая кастрюлька, коробок спичек, два компаса, бинокль, пятнадцатиметровый трос и ледоруб. Личные вещи брать с собой запрещено.
Шеклтон говорит, что не сделает никаких исключений, и показывает на мое сердце, на рыбку Эннид:
— Это касается также вашего талисмана, Мерс.
Затем он зачитывает, что записал в дневнике Уорсли: «Капитан, сейчас я предприниму попытку достигнуть восточного побережья Южной Георгии, чтобы вызвать и привести сюда помощь. Я перепоручаю вам ответственность за мистера Бэйквелла, мистера Винсента и за вас самого. У вас достаточно тюленьего мяса, которое вы можете дополнить мясом птицы и рыбой, если у вас будет на то желание. У вас остается также двухствольное ружье и пятьдесят патронов. На тот случай, если я не вернусь, я советую вам переждать зиму и плыть к восточному побережью. Маршрут, который я проложил в направлении Стромнесса, ведет на восток от стрелки компаса. Я надеюсь привести помощь в течение нескольких дней. С совершенным почтением, Эрнест Генри Шеклтон».
Еще раз мы с Бэйквеллом заползаем в наш спальный мешок. Около двух часов ночи нас будит Крин. Пока Уорсли разогревает для всех остатки супа из альбатроса, я меняюсь с Бэйки куртками. Он быстро надевает мою и нащупывает на груди рыбку, а потом обнимает меня, насколько это возможно с рукой, к которой привязана шина.
— Раз, два, три, — говорит он и при этом старается выглядеть весело. — Три дня, и все готово. А потом вы вернетесь сюда на катере и заберете нас. Привези мне пива. А теперь исчезни, чтобы я наконец мог прочитать эту писульку!
Винсент развлекается тем, что хлопает меня своей лапищей по спине.
Троица вслед за нами выбирается из шлюпки. Там они останавливаются — Бэйквелл справа, Винсент слева и Уорсли — посередине. Они стоят там, когда я оборачиваюсь и смотрю вниз с заснеженного склона сквозь предрассветные сумерки. Я вижу море, пляж и маленькую перевернутую шлюпку, «Дом Пеготти» в саду из камней.
На карте Шеклтона показана только береговая линия острова, но и здесь то и дело попадаются «белые пятна». Она все время прерывается синевой южного океана. В центре серповидный контур Южной Георгии был пустым и белым, как любая суша в моем старом сне, и хотя горная цепь хорошо видна с моря, на карте она отсутствует. Никто, кроме нас, не осмеливался преодолевать ее. Никто не знает, какой высоты эти горы, и они не имею названий.
С этой самой картой в нагрудном кармане Шеклтон тяжело шагает вперед по круто поднимающемуся заснеженному участку. Стоит туман, снег мягкий, и мы проваливаемся в него до колен. Чтобы подстраховаться на случай падения в скрытую под снегом трещину, мы все связаны канатом. Шеклтон идет в десяти метрах впереди меня, в десяти метрах позади — Том Крин. Когда мы останавливаемся, чтобы передохнуть, я вижу себя в отражении его снегозащитных очков, мою бороду, мою длинную гриву. Я худее, чем был тощий как жердь Холи, к тому же оборванный и закутанный.
Крин замечает, что я обалдел и сбит с толку.
— Что случилось, Мерс? Уже голодны?
— Не здесь! — кричит Шеклтон сверху. Он с трудом переводит дыхание, но на его лице расплылась широчайшая улыбка. Он в своей стихии, весь в эйфории. — Сначала забираемся наверх, джентльмены!
— Сэр, с вашего разрешения, у меня не было ни малейшего намерения… — кричу я.
А Крин кричит:
— Мы только намеревались полюбоваться открывающимися видами, — что при плотном тумане может быть шуткой. Тогда это будет первая шутка, которую высказал Том Крин с момента пребывания в Монтевидео. Но он уже говорит серьезно: — Сейчас мы закончим.