Ледяные небеса

— Возможно, он сам еще не знает, что ему с тобой делать, — невозмутимо говорит Уорди и переворачивает ящик, так чтобы с обратной стороны можно было засунуть еще пару книг. — Но ты можешь не сомневаться, что рано или поздно наступит момент, когда он будет знать это совершенно точно. Так, я здесь закончил и должен теперь идти к собакам. Тебе нужна книга?

На шхуне ходят слухи о том, что Уорди одолжил Шеклтону денег из своего кармана, чтобы тот смог купить в Буэнос-Айресе топлива.

О деньгах вообще много говорят, в основном тогда, когда их якобы не хватает. Где-то в подпалубных помещениях должен находиться радиопередатчик, но, если слухи верны, на самом деле он представляет собой ящик вроде того, что Уорди использует для хранения своих камней, потому что деньги на передатчик не пришли. Вполне разумное объяснение тому, что у нас нет радиста — у нас нет передатчика.

Если бы он был, то радистом был бы Джеймс, наш физик. Джимми Джеймс — обходительный, любезный человек, который тебе тридцать раз что-то объясняет, не заставляя тебя чувствовать, что ты можешь показаться, ну, скажем, слишком тупым. Под предлогом, что он должен показать мне новый прибор для определения направления и силы ветра, который он построил, Джеймс ведет меня в «инкубатор» — рабочее помещение под палубой, которое он делит с Хуссеем.

Не успел я смахнуть снег с лица, как оба берут меня в клещи, и я должен рассказывать, как протекал разговор с Шеклтоном. Джеймс кивает, плотно сжимает губы, его веселые глаза быстро перебегают с одного предмета на другой. Он показывает мне ветрометр, напоминающий каркас очень маленького зонтика, но, вероятно, я всегда вспоминаю о зонтах, когда общаюсь с Джимми Джеймсом, ведь он мне рассказывал, что его отец работает мастером по изготовлению зонтов.

— Здорово! — одобряю я сверкающий прибор.

И Джеймс говорит:

— Ну-ка дунь!

Я дую, и маленькое ветровое колесо сразу же несколько раз поворачивается, абсолютно бесшумно и так легко, будто оно вовсе не из металла.

— Пойдем наверх, на крышу, — предлагает Хуссей, который сидит перед похожим на печку прибором с установленными на нем ящиками со стрелками. Он подмигивает мне и говорит: — Джимми, расскажи-ка сам, почему Шек взял тебя. Как это было, а?

Джеймс сперва немного ломается, но затем рассказывает, что вся история, в сущности, с самого начала была шуткой. Он почти закончил учебу в Кембридже, когда как-то после обеда сосед, с которым он был едва знаком, окликнул его из окна и спросил, нет ли у него желания отправиться к Южному полюсу в составе экспедиции в качестве физика.

— Я, не колеблясь, сказал: нет. Пару дней спустя ко мне подошел мой профессор и рассказал, что путешественник Шеклтон отчаянно ищет ученых для первого пешего перехода через Антарктиду. Интересует ли меня это? Я сказал «нет», но спросил, как долго будет продолжаться экспедиция. Этого профессор Шипли не знал. Но я все-таки физик, сказал он, и могу рассчитать, сколько времени нужно, чтобы пройти пешком почти три тысячи километров.

Хуссей тихо смеется, постукивая ногтем по стеклу ящика со стрелками.

— И это только начало, — говорит он.

Джеймс продолжает:

— Через три недели пришла телеграмма от самого Шеклтона. Он вызывал меня в Лондон в свою контору. Шипли между тем меня «обрабатывал» и приваживал всеми возможными средствами. Так что я поехал туда. Разговор продолжался едва пять минут. Шеклтон спросил, в каком состоянии мои зубы, поинтересовался, нет ли у меня варикозного расширения вен, добродушен ли я и умею ли петь. Последний вопрос очень удивил меня, поэтому я переспросил, и он сказал: «О, я не имею в виду петь, как Карузо. Будет достаточно, если вы сможете орать вместе с другими».

Мы еще некоторое время острим и зубоскалим, и Хуссей даже затягивает песенку, чтобы я послушал рев Джеймса. Затем приходит его очередь. Он рассказывает, что был антропологом в составе экспедиции Уэллкома в Судане, когда прочитал в какой-то старой газете обращение Шеклтона. Он подал заявление и был приглашен на собеседование. Оно протекало абсолютно так же. Шеклтон внимательно его осмотрел, походил взад-вперед и наконец сказал: «Я беру вас. Вы смешно выглядите». То, что Хуссей не имел ни малейшего понятия о метеорологии, не играло никакой роли. Он должен был пройти интенсивный курс, что и сделал.

— Я думаю, он ищет разносторонние личности, — говорит Хуссей. — Ему нужны не узкие специалисты, а люди, имеющие разнообразные таланты. У него есть точное представление о балансе в команде, думается мне. Она должна быть подготовлена к любой ситуации.

— Не говоря уже о том, что он прав, — добавляет Джеймс. — Ты смешно выглядишь, Узберд[4]!