Ледяные отражения

— Нет, нету никакой ошибки! — Воскликнул он — Всё правильно я переписал. Да, странность тут большая. Может, их матери были сёстры? А, нет, чего я тут говорю, может отцы их братья?

— С одинаковыми именами? — Покачал головой Сакатов — Маловероятно. Оля права, отец у них один, он их обеих записал на своё имя. А матери разные. Что там про матерей написано?

— Так, мать. Мать — Родимцева Меланья Ивановна. У обеих. Ничего не понимаю. — Он откинулся на спинку стула и спросил меня — А почему вас они заинтересовали?

— Потому что, скорее всего, волосы между пластами принадлежат Оксане Родимцевой, старшей из сестёр. И, вполне возможно, что её погубила эта самая Меланья, когда девочке было лет пять. Потому что Оксана не приходилась ей дочерью, а только дочерью её мужа.

— Так-так. — Иван Дмитриевич забарабанил пальцами по столу — Сейчас посмотрим год смерти этой Оксаны. Если ей было пять лет, то это одна тысяча девятьсот пятый год. Смотрим.

Он живо пробегал по строчкам, водя пальцем, чтобы не сбиться. В одна тысяча девятьсот пятом году ничего не говорилось о смерти Оксаны. В начале одна тысяча девятьсот шестого года была короткая строчка напротив её имени: «Считать умершей, тела не нашли». Иван Дмитриевич смотрел на нас, поражённый до глубины души. Я ему рассказала о своём видении.

— Вот змеюка подколодная! — Не удержался он — Дитё малое загубить! Да если бы и в самом деле, её мать была в чём виновата, так дитё-то тут причём!

— Так, мне пришла тут одна мысль. — Сакатов поднял вверх палец — Иван Дмитриевич, посмотрите в книге записей смертей, в этом самом хозяйстве Выдерцы, никакая молодая женщина не умерла случайно в девятисотом году, второго мая, или около того?

Иван Дмитриевич снова уткнулся в записи. На миг он замер, потом поднял глаза на Сакатова и тихо проговорил:

— Умерла. Седьмого мая, в хозяйстве Выдерцы. Микушкина Любава Петровна. От роду ей было шестнадцать лет.

— Так. — Сакатов потёр виски — Умерла Любовь, дитё осталось, Терентий Родимцев на себя записал. Всё стало на свои места.

— А что с Галиной? Она долго жила? — Напомнила я.

— Сейчас посмотрю. — Иван Дмитриевич достал из середины стопки другую тетрадку и стал её листать — Галина Родимцева, вот она. — Он замолчал — Хозяйство Выдерцы сожгли бандиты, убили всех. Ой-ёй, господи помилуй, какая судьбинушка у семьи!

— Да уж, поворот! — Пробормотал Сакатов — Никаких концов не осталось!

— А вас в деревне ещё Галины есть? — Спросила я.

— Конечно, у меня бабка была Галина. — Иван Дмитриевич на минуту застыл на месте, потом поднял на меня глаза, полные непонимания и удивления.

— И что? — Спросила я его, не понимая, что его так удивило, а может, даже напугало.

— Мою бабку приняли в свою семью Поспеловы, и всё, что касается её детства, это тайна, покрытая мраком. Она записана как Поспелова Галина Ивановна, да только запись эта сделана в одна тысяча девятьсот семнадцатом году, когда ей было уже семнадцать лет.

Он стал лихорадочно перебирать свои тетрадки, они летели во все стороны, но он, словно не замечал этого. Наконец он нашёл, что искал, открыл и стал читать. Потом снова откинул от себя. Помолчал немного, потом продолжил:

— Потом в двадцатом году она вышла замуж за моего деда, Виктора Николаевича Лепихина, он тогда ещё путейцем работал. Вот так. Получается, что Оксана была сводной сестрой моей бабки Галины.

— А она ничего вам такого не рассказывала? — Спросил Сакатов — Может, что вспомните.

— Ничего. Она от нас отдельно жила, меня больше привечала другая бабка, со стороны отца, с ней я вырос. Может, в письмах что найду! — Иван Дмитриевич подскочил — Я же письма сложил в коробку. Только надо там разбираться, письма и от отца с фронта там, и от брата из армии, даже от меня матери из армии и из ремесленного училища у нас все хранятся, и бабке от деда есть. Надо посмотреть, может, в них что найду. Хотя, что там может быть! Они все написаны тогда, когда бабка Галина уже старой была. — Он уныло махнул рукой — Но всё равно посмотрю, на всякий случай. Сегодня и разберу их. Вы же завтра здесь ещё будете?

— Да, конечно. — Кивнула я — Нам ещё надо тут одну вещь сделать, Люба нам обещала.

— Какую вещь? — Насторожился Иван Дмитриевич.

— Деревянную руку из черёмухи, которая растёт на кладбище.

— Ну-ну. Значит, всё-таки она нашла тех, кто ей поверил. Ладно, сделаю, я один тут и столяр и плотник. Только нарисуйте мне, как эта рука хоть выглядеть должна. И размеры.

Иван Дмитриевич пододвинул к Сакатову листок и карандаш. То быстро набросал рисунок руки, я посмотрела, вышло очень даже не плохо.

— Понятно хоть? — спросил Сакатов — Может ещё под каким ракурсом нарисовать?

— Зачем бумагу переводить, — ответил Иван Дмитриевич — всё и так понятно, разберусь.

Мы попрощались с Иваном Дмитриевичем, и вышли на улицу.

— Страшные семейные тайны. — Сказал Сакатов.

— С семьёй всегда так. — Поддержала я его — Кругом тайны, и одни проблемы.

Глава 3. Ночной костёр