— Что? — он покачал головой. — Как это возможно? Вы развелись много лет назад.
— Это то, о чем мы оба думали. Но, по-видимому, это не так. У меня нет всех подробностей, но я не думаю, что он стал бы лгать об этом. — Гейб выглядел таким же расстроенным, как и она.
— Ух ты. Это безумие. — Он склонил голову набок, обдумывая ее слова. Они почти добрались до городской площади. Даже в темноте было видно, что в центре идет строительство. Через несколько дней должна была появиться ежегодная рождественская елка вместе с огромными украшениями, которые они купили на этот год. — Эй, это значит, что ты ему изменяла?
— Что? — у нее отвисла челюсть.
— Парни, с которыми ты встречалась с тех пор. Технически, ты изменяла. — Гейб начал смеяться, и она ударила его по руке.
— Ты говоришь ужасные вещи. — Но технически он был прав. Ее желудок сделал небольшое сальто. — На самом деле это не измена, не так ли? — спросила она его, внезапно забеспокоившись.
— Не-а. Я пошутил, честное слово. Но не говори пожарному Алексу, что ты все еще замужем. Этот парень до сих пор без ума от тебя.
Это одна из ее многочисленных ошибок в жизни.
— Хотя ты прав. Неважно, знала я об этом или нет, я действительно нарушила свои клятвы.
— Нет, ты не сделала ничего плохого. — Гейб обнял ее за плечи, крепко прижимая к своему пальто. Они снова пошли, в основном потому, что ее ноги не могли слишком долго находиться на холодном бетоне. — И если тебе от этого станет легче, Дилан тоже нарушил свои клятвы. Могу гарантировать, что он не был монахом все эти годы.
— Фу. — Она сморщила нос. Она действительно не хотела думать об этом. От этого у нее в животе возникло странное ощущение.
— Так что ты собираешься с этим делать? — спросил ее Гейб, когда они свернули за угол на ее улицу. Она была как идеальная картинка с открытки, окруженная красивыми коттеджами, у каждого из которых были веранды спереди. Летом их дворы были полны ярких цветов. Она купила это место много лет назад, хотя в то время это было ее убежище, когда она жила в Нью-Йорке. Но теперь она была здесь постоянно, и ей здесь нравилось.
— Я собираюсь встретиться с ним завтра, чтобы обсудить это, — сказала она, когда они поднимались по ступенькам к ее входной двери. Она повернулась и посмотрела на Гейба. Его лицо было освещено фонарем на крыльце. Черт, он был отвратительно хорош собой, как и все его братья. И он знал это.
Чем меньше она будет думать об этом, тем лучше.
Гейб похлопал ее по плечу.
— Все будет хорошо. Вы двое во всем разберетесь. Тогда ты сможешь снова заняться сексом, не беспокоясь о том, что ты прелюбодейка.
— Гейб!
Он рассмеялся над выражением ее лица.
— Извини, Эв. Ты выбрала не того кузена, чтобы довериться. Я никогда не умел давать советы. И никогда не был хорош в отношениях.
— Вступай в клуб. — Она вставила ключ в замочную скважину. — Зайдешь выпить? Я могла бы поставить кофе.
— Черт возьми, нет. Я не буду пить кофе после полуночи с замужней женщиной. Что бы сказал по этому поводу город?
Дилан пил кофе на маленькой кухне дома, в котором он вырос, когда вошел его отец, одетый в комбинезон с надписью
— Я ухожу на работу. У тебя здесь есть все, что тебе нужно?
— Я в порядке. У меня есть кофе. — Дилан поднял свою наполовину заполненную кружку. У него все еще было небольшое похмелье после свадьбы прошлой ночью. Вдобавок ко всему, он не слишком хорошо спал. Он думал о реакции Эверли на его откровение. И о том факте, что она придет сегодня утром, чтобы обсудить это.
Он хотел сделать это для нее как можно проще. Бог свидетель, он причинил ей достаточно боли восемь лет назад. Если бы он мог уладить их развод, не вовлекая ее, он, вероятно, сделал бы это. Но его адвокат уже сказал ему, что это невозможно.
— Хочешь кофе? — спросил Дилан, вставая, чтобы взять еще одну кружку из буфета.
— Нет, я возьму что-нибудь у Долорес по дороге на работу. — Долорес управляла кафе «Холодные пальчики» в центре города. Она и его отец всегда были немного слишком милы друг к другу.
Его отец вытащил что-то из ящика стола. Пачку сигарет.
— Ты снова куришь? — Дилан подавил вздох, когда его отец сунул пачку в карман.
— Иногда. — Его отец выглядел смущенным, как ребенок, которого поймали с рукой в банке из-под печенья.
Дилан поставил свою кружку на стол.
— Ты же понимаешь, что это худшее, что ты можешь сделать, верно? Для твоего сердца, твоих легких, твоего рта…
— У меня нет никаких других пороков.
Дилан вздохнул.
— Папа, ты готовишь самогон. Ты ешь слишком много углеводной пищи. У тебя есть все чертовы пороки, какие только возможны.
— Тогда ладно, у меня нет компании. Так лучше? Мне становится одиноко, и сигареты заставляют меня чувствовать себя… менее одиноким.
Дилан поморщился.