Ледобой

— Болит. — Рядяша потрогал едва зажившее лицо. — Это ж выходит, что я покрепче камня оказался?

— Могуч был Оденга, и ты навсегда сохранишь память о нем на своем ли…

— Да где он, ваш Оденга? — перебил Рядяша, зевая. — Отдал душу за здорово живешь! Нажал посильнее, и вон дух из тела! Только мокрость осталась! Будто горшок каши раздавил!

— И ты, боян, за мои слова тем же отдай. Кто из лесных призраков остался последним? Тот с двумя мечами, который перестоял меня по чистой случайности?

Гляделись тогда глаза в глаза и не узнали один другого. Безрод покосился на Рядяшу.

— Постоишь сам?

— Конечно, постою. — Здоровяк отлепился от Безрода и встал ровно.

Сивый шагнул вперед, остановился против говорившего оттнира.

— Я тот последний лесной призрак. Узнаешь меня, Сёнге?

Оттнир медленно поднялся и встал против Безрода.

— Вот и свиделись, оттнир, — зловеще прошелестел Сивый.

— Да, свиделись, — нехотя, процедил Сёнге. — Говорил мне Брюнсдюр, будто ты спрашивал обо мне, я и подумал, что в бою встретимся. Не добил тебя в ту ночь, хотел нынче исправить. Ровно чуял — пересекутся наши пути.

— Правильно чуял. Должок за мной. Скоро отдам. Не люблю быть в должниках.

— Тем же отдашь?

— Да. Собирайся с духом. Если останешься жив, дам уйти. — Сивый усмехнулся. — Лишнего не возьму.

Сёнге молча смотрел на Безрода. Синие глаза потемнели, сузились, челюсть заходила. Оттнир гордо откинул голову.

— Тебе не напугать меня. Плевать!

Безрод вернулся к Рядяше.

— Не ершись, дурак. Мне твой страх вовсе не нужен.

Сивый повел Рядяшу к выходу. На пороге обернулся, ощерился, бросил с кривой ухмылкой.

— Собирайся с духом, оттнир.

В дружинной избе Безрод уложил Рядяшу на ложе. Совсем обессилел. Ничего, обойдется. Длинная дорога начинается с первого шага. Все понимает, не впервой. Да и сам устал. Сивый ухмыльнулся. Когда ранен, льняная повязка обнимает крепче и нежнее жены, унимает кровь, убаюкивает. Разве не накормит. Впрочем, когда порублен, есть не хочется.

Несколько раз на пороге дружинной избы Безрод нос к носу столкнулся с Корягой. Млеч выжил. Отводил глаза и хмурился. Сивый всегда первый давал дорогу, пристально смотрел вослед и мрачнел. Коряга упорно не заговаривал, глядел в сторону и однажды, когда Безрод замешкался на пороге, просто отпихнул с пути. Сивый, ровно окаменел, вымерз… но потом лишь равнодушно усмехнулся. Прошел в избу и огляделся. Дергунь улыбался, Взмет щерился, Гривач и Остряжь смеялись, как умалишенные. Смеялись, хоть и трудно было смеяться. Гривач так и вовсе закашлялся, жилы на шее вздулись, того и гляди лопнут. Стюжень глядел на все одним глазом и хмурился. Рядяша хотел встать, да рты дуракам позакрывать, но, в конце концов, махнул рукой. Не с ранеными же воевать. Старый ворожец поманил Безрода пальцем.

— Не серчай. Пустое, — шептал Стюжень. — Проживется — перемелется, перемелется — ветром развеется…

Сивый согласно кивал, но отворачивался и мрачно кусал губу. Все верно говорит старик, но отчего-то внутри завьюжило, застудило пуще прежнего. Проживется — перемелется, перемелется — ветром развеется… Который день на счету, но отчего-то не проживается и не мелется. Коряга волком глядит, не подойдет и руки не подаст. И уже не поймешь в чем дело, на самом деле не верит, или себя никак не переборет.

— Вам делить нечего. Нечего! — Но в голосе старого так изрядно горчило, будто понимал, что впустую увещевает. А в глазах Безрода столько стужи разлилось, что стало яснее ясного, чему быть — того не миновать.

— Молчу. И слова не сказал, — буркнул Сивый.

Стюжень вдруг замолчал, отвернулся и уткнулся в изголовье. Слова бесполезны.

— В долг не просил, а если должен — возвращаю. — Прошептал Безрод.

День проходил за днем, седмица текла за седмицей. Безрод привел в губу те десять кораблей, что спрятали в укромной заводи. Отвада сам встречал на берегу ладейный поезд. Сивый первым сошел на берег, и хотел того или нет, попал прямиком в медвежьи объятия князя. Вырываться не стал, но обнял холодно, без души. Пристань огласилась криком, горожане ликовали, бросали в воздух шапки. Как будто все по-прежнему: княжич, победа, удача! Сивый спрятал лицо на груди Отвады, чтобы люди не видели тоскливых глаз, а народ пуще прежнего зашумел. Даже сам почувствовал, как застучало в груди князя. Отвада шевельнутся не смел, боялся спугнуть хрупкое счастье.

— Жалую воеводе Безроду две ладьи из десяти со всем содержимым! — крикнул Отвада на всю пристань.

Сивый только ухмыльнулся. Ишь ты! Воевода Безрод! Весьма кстати. Только проснется солнце после зимнего сна, тут и придет время уходить. И уже есть на чем.

— Укажи рукой, которые из десяти?

Сивый равнодушно махнул на две первые ладьи.

— Быть посему! — заревел Отвада.