Ледобой-3. Зов

— Тайную темницу брата разыскать удалось без особого труда. По крайней мере мне. Но, повторюсь, уверен — она напичкана колдовством, как ягнёнок приправами, может быть, именно поэтому Чарзар её почти не скрывает. Я совершенно в этом не смыслю, но отчего-то готов голову поставить на кон: как только вы туда сунетесь, брат обо всём узнает, как паук узнаёт, что кто-то потревожил его паутину.

— И решать станешь только после того, как мы преодолеем ворожачий заслон и выкрадем родных Ужега?

— Выдвигаться в дальний и опасный поход можно только на крепкой и надёжной лошади, которая довезёт тебя да цели, а не рухнет на полпути, — Дуртур выразительно смотрел верховному прямо в глаза, и старик пожал плечами. Ну раз так…

— Колдовство — оно как грязь, прилипнет, не отмоешься. Если вам улыбнётся удача, не получится ли так, что брат найдёт вас по колдовскому следу? Не перепачкаетесь?

«Не знаю, — ворожец пожал плечами. — Может быть, извозимся по самое „не балуйся“, может быть, нет. Время покажет».

— Если только исполните задуманное и оторвётесь от преследователей, мои люди буду ждать здесь. Несколько дней придётся переждать, а затем поодиночке я переправлю домочадцев Ужега к границе. Ты понял, Стюжень?

Старик удивлённо потащил брови на лоб. Дуртур усмехнулся.

— Мы тоже знаем окружение Отвады, и спутать тебя с кем-то иным было бы очень мудрено. Ничья?

* * *

Козлёнок смешно блеял и топал вперёд, а уши его, длинные и вислые, болтались как налобные подвески у местных красавиц, разве что не звенели. Стюжень и Безрод, схоронившись за толстенным стволом дерева, плоды которого тутошние сушат, перемалывают и добавляют в пресные хлеба, дабы сообщить им сладость, внимательно наблюдали за голенастым комочком в серой шкурке. Степь здесь и там пятнали зелёные островки леса, но обмануть никого не могли: чем дальше дело раскатывалось на полдень, тем явственнее густые леса сходили на «нет», полуночных исполинов тут сменяли местные разновидности, тощие и недокормленные, степь ширилась, входила в силу, и если солнце — это конь, как верили хизанцы, по чистой и ровной степи оно носилось из края в край так, что только ветер вихрем гулял.

— Больно долго ничего не происходит, — бросил старик.

— Чую: скоро, — Сивый мотнул головой вперёд.

Не змеилась по земле рубежная линия, не парил в воздухе упреждающий знак, но едва козлёнок ступил за невидимую межу, на него ровно древесный ствол рухнул. Так-то ствола не видно, но Стюжень поклялся бы чем угодно, что если бы упало дерево, козлёнка придавило бы точно так же. Глаз не успел выхватить, а голову, ноги, шею зверёныша ровно к земле прибило — не оторвать. Огузок вверх задран, задние ноги туловище поднять пытаются, да не в силах козлята тягать неподъёмные стволы да валуны. Потом вдруг спинка вниз обрушилась, как-то резко: в это мгновение ещё нет, а в это — будто дубовыми костылями приколотили. А задние ножки… сначала назад выгнуло, чисто намётом скачет, да так и застыл в прыжке, а потом в коленях против хода сустава переломило, старик аж поморщился, когда хруст прилетел.

— И ведь ни звука не издал, — прошептал верховный. — Даже не взблеял ни разу.

— Глотку сразу изломало, — Безрод усмехнулся. — Чарзар верен себе. Костоломка.

— Ну что, босяк, делать будем? — старик спиной сполз по стволу, сел в корнях. — Искать противозаговор можно, да больно долго.

— Ломает всякую живность, — Безрод присел рядом.

— Интересно, Чарзар на козлёнка стойку сделал, чисто охотничий пёс? Знает уже? Мчит сюда во весь опор?

Сивый плечами пожал. Может мчит, может нет. Поглядим.

Примчались. Четверо. Со стороны Хизаны. И до ста не успели бы досчитать. Бояны переглянулись, верховный ко всему и страшные глаза сделал — понял, босяк? Видать, недалеко стан разбили. Хорошо хоть сами с другой стороны пришли, да притом ночью, да притом тишком да молчком, да притом рощица есть худая-бедная, есть где лошадей спрятать. Степь, она ведь какая: тут чихнёшь, в Хизане услышат. Стражи увидели козлёнка, радостно загомонили, потирая руки. Один, шагов десяти не доходя, швырнул копьецо вроде рыбацкого с большим крюком и кольцом на кованой пяточке, к которому была привязана длинная верёвка. Попал. Чарзаровичи утянули козлёнка с межи и радостно заорали. Тут же, шагах в двадцати от смертельного рубежа развели огонь и принялись добычу свежевать.

— Зажарят, да сожрут, — верховный пожал плечами и тяжко вздохнул. — И ведь не подошли к черте близко. Знали.

— Сожрут — выпьют, — Сивый снял с травинки жука, поднёс к глазам, легко подул, и тот аж на брюшко опустился, вцепился когтистыми лапками в палец. — Выпьют — захмелеют.

— И что?

Безрод повернулся к старику, утащил брови на лоб и дурашливо захлопал глазами.

— Так ты скажешь мне, как будет по-хизански: «Проведи меня в потайную темницу Чарзара. Я уведу оттуда пять человек?»

Стюжень долго крепился, наконец не выдержал и придушенно расхохотался. Если и спрашивать, то теперь самое время.

* * *