Ледобой. Круг

– Четыре дня, четыре крепости. – Брачан за спинами бойцов не прятался, что должен был получить и увидеть – получил и увидел. Морщился и зажимал рану в боку. А взгляд у предводителя похода сделался такой потусторонний, что ни у кого не возникло бы сомнений – он видел девятерых в бою, и не только.

То, что они делают после схваток, также не ускользнуло от острого глаза воеводы. Никто не вернется в Гарад-Багри таким, как раньше, на каждом воине этот поход оставит неизгладимый отпечаток. Шутка ли сказать – как речной бриз, налетели на крепость, и нет ее… налетели на крепость – нет ее… Иному не хватит времени очухаться, а тут четырех оплотов речного пиратства как не бывало. Парни из дружины Бейле-Багри еще, наверное, сами не поняли, что случилось.

В каждой из четырех крепостей остался малый сторожевой дозор, несколько храбрецов с десятником во главе, а дабы не возникло сомнений, что именно случилось и кто это сделал, над главными башнями затрепетали на ветру стяги саддхута. Весь приречный мир должен узнать, что отныне водный пусть свободен. У князя Багризеды первого кончилось терпение.

Возвращались по течению, недосчет пяти десятков бойцов почти не заметили. Как договариваться с Кешугом, пусть думает Бейле-Багри, Верна же занялась привычным делом – глядела внутрь себя и ужасалась. Время тает, как снег на солнце, дни бегут, как скаковые жеребцы, и все меньше остается от года, который выторговала у жениха. Девятку не берут мечи, их не берут стрелы, свадьба ближе с каждым днем, и даже вспоминать не хочется, кто он – этот страшный воин, который много лет назад сватал у отца соплюху и таки добился своего.

– Пропала ты, дура! – бормотала Верна, сидя под уключиной и украдкой бросая мрачные взгляды на телохранителей. Почти все дружинные, сами не свои, подпирали спинами борта, по большинству молчали и нет-нет да косились на девятерых.

Подсел Ястам. Какое-то время молчал, затем усмехнулся:

– Буду неправ, если не скажу, что нашей Багризеде чрезвычайно повезло. Ты и твои бойцы могли обратить свой благословенный взор в другую сторону. Как много в жизни решает случайность.

– Думаешь на вещь, будто это случайность, а проходят годы, и становится до боли ясно, что случайностью тут и не пахнет, – обреченно пробормотала невеста.

– Прекрасная дева опечалена… Понимаю, увиденное даже сурового мужчину всколыхнет до глубины души, ты же как будто вовсе не приходишь в себя. Я наблюдаю за тобой уже давно, и все это время старому оружейнику чудится, будто красавица прячется под чужой личиной. Тебя что-то мучает.

– Я дура, и личина у меня дурацкая, – пробормотала Верна. – Такой дуры еще не рождалось на белом свете и родится не скоро. Как поступают в Багризеде для наставления непослушных девчонок на путь истинный?

– Где как. – Жарасс показал на полдень. – Там велят соткать рубаху из крапивного полотна, да притом нарвать крапиву голыми руками.

– А там?

– На востоке для строптивиц готовят огромный чан молока, который к утру необходимо взбить в масло тонкой лопаточкой.

– Да уж, тут упреешь, пока сделаешь. А на полуночи?

– На полуночи страны деву босиком вывозят подальше от селения и отпускают. Горные тропы, знаешь ли, полны острых камней.

– Меня, дуру, нужно услать босиком в горы за крапивой, а потом заставить взбивать масло.

– Ты к себе слишком строга.

– Это еще мало, – вздохнула и обратила глаза к темному небу. – А знаешь, уважаемый Ястам, чего мне хочется теперь больше всего?

– Чего?

– Сладостей. Тех, что продают на базаре в Гарад-Багри. Вот придем, надену пестрые одеяния и скуплю полбазара.

– Боюсь вызвать неудовольствие, но все же спрошу – отчего ведешь жизнь, полную лишений, и носишь мужскую одежду? Тебя окружают непобедимые воины, но ты как будто не рада. Что делает прекрасная дева вдалеке от дома и от чего она бежит?

Кажется, достаточно темно, луны нет… сползла по борту, поникла и уткнулась носом в колени старому бойцу. Тот, если не ожидал, просто не подал виду, положил тяжелую ладонь на затылок, и Верна беззвучно расплакалась. Ух ты, сколько слез! Глядите, боги, еще живая!..

После Субайнальского приречья на морских просторах близ побережья исчез пиратский корабль. Был, творил черные дела, и вдруг не стало. А потом на скальные берега соседней Фраггаллы море выбросило трупы. Все бы ничего, но один из них очень уж приметный – одноногий верзила с рубцом поперек лица, аккурат через правый глаз. И опять-таки, все бы ничего, даже пираты попадают в непогоду, но то, что у предводителя морских разбойников грудь оказалась вскрыта, как шкатулка с драгоценностями, повергло людей в ужас.

– У Одноглазого Чаха нет сердца! – шептались рыбаки за спинами воинов князя – те прибыли из ближайшей крепости опознать утопленников.

– Его и не было, – буркнул десятник, поджимая губы. Да, по всему выходит – это истерзанное, порубленное тело некогда ходило по морю под именем Чах Одноглазый.

– И говорят, сердце у него вытащили!