Ледобой. Круг

Даже огнем жгли. Выгорит, пепел развеется ветром, а через несколько дней сизое пятно вновь наползает, будто остается на камнях кусочек ночи, не истребленный солнцем.

– Этого не должно быть, – прошептала Верна.

Ястам какое-то время молча обозревал сизый мох, пнул носком сапога, растер каблуком и задумчиво произнес:

– Очень странно.

Путь, которым девятеро при захвате крепости поднялись на третий уровень в обиталище колдуна, отметила непонятная сырость, будто камень изошел слезами. Булыжник под ногами крошился и осыпался, а там, где кончили свои дни ворожец и охранная дружина, почему-то не приживался огонь. Светильники гасли, дым падал на пол и стлался понизу на первый уровень, стекая по ступеням, ровно вода.

– Крепость долго не выстоит. – Старый оружейник покачал головой. – Через несколько лет начнет осыпаться и в конце концов превратится в груду камня.

– Такого не должно быть. – Верна оглядывалась на девятку, что спокойно, не сказать равнодушно, ходила по местам недавних боев и даже носом по сторонам не вела.

– Много случается такого, чего и быть на белом свете не должно.

– Я и сама сделалась толстокожая, – замерла перед входом в покои колдуна. Там властвовали сумерки, несмотря на погожий день снаружи. Пол, стены, потолок – все сочилось влагой, камень намок и потемнел, и никуда стало не деться от сизого мха, что устлал помещение, точно драный местами половик. Ступила внутрь и будто ополоумела. Светоч отчего-то потух, сердце бешено застучало – зубы стискивай, иначе выскочит, – в голове помутилось. Хоть на ногах осталась, а старого Жарасса, что смело вошел следом, и вовсе швырнуло наземь.

– Такого быть не должно, – прошептал оружейник уже снаружи, сидя под стеной и утирая испарину.

– Но ведь есть, – пожала плечами.

В деревне горцев рухнула старая конюшня, некогда ставшая полем битвы с разбойниками. Держалась многие годы, даваясь всесилию разрушения понемногу, по чуть-чуть, а тут рухнула вся. Целиком. Только пыль встала столбом. При расчистке завалов несколько глыб откатились не туда, куда рассчитывали, и пастухи надолго запомнят непредсказуемость камня.

– Субайнал, деревня… – Верна исподлобья косила на глыбы – все, что осталось от постройки. – «Золотая дорога», Бубенец…

– Горцы говорят: «злое место», даже собаки стороной обходят. Клянут во всем злые души разбойников.

– Такого не должно быть…

Оружейник промолчал.

Истекли долгие месяцы верной службы, подаренные саддхуту. Бейле-Багри удерживать не стал, хотя, наверное, очень хотелось. По княжеству поползли невероятные слухи о бедах и напастях, что приключаются в местах, где орудовал жуткий десяток. И хочется и колется. Посудина Одноглазого Чаха, взятая десятком с бою и подаренная саддхуту, просто развалилась на куски, и морякам пришлось вплавь добираться до берега, благо уйти успели недалеко. Слухи, сплетни, кривотолки…

– Когда уходите? – Ястам сопровождал Верну в прогулке по городу, одной из последних.

– Через день. Князь хотел золота отсыпать, да куда мне столько? Свое не успею потратить.

– Бейле-Багри не отпустит с пустыми руками.

– И не отпустил. Заставил набрать на торгу нарядов, какие понравятся, и расплатиться золотом из сокровищницы.

– Яркие наряды тебе больше к лицу, нежели кольчуга и штаны.

– Твоя правда, оружейник. Сама себе нравлюсь в платьях и сарафанах.

– Старый Жарасс будет скучать по прекрасной деве-воительнице.

– Эта дура тоже не раз всплакнет, вспоминая отеческую доброту мудрого воителя.

– Как будто и не было нескольких месяцев. За это время я видел столько, чего иным за всю жизнь не увидеть.

– Ты как будто хотел мне что-то сказать?

– Прекрасная Верна, дай, пожалуйста, старику еще один день. Я поделюсь надуманным на пристани в утро отплытия.

Урочным днем готовился к отплытию корабль, должный переправить Верну и девятерых на тот берег Теплого моря, в Кеофу. Жуткий отряд провожали только Ястам, Брачан – воевода Субайнальского похода и несколько парней, собственными глазами видевших девятку в бою. Бейле-Багри простился еще вечером накануне. Все было на лице правителя Багризеды: сожаление, досада, облегчение и недюжинная опаска. Означенные несколько месяцев – самый подходящий срок, ни к чему носить против сердца острый нож, того и гляди, отточенный клинок вопьется в плоть. Кто знал, что слова этой пшеничноволосой девы окажутся настолько правдивы, что потом станет жутко от подобной истины?

Брачан и остальные дружинные, соратники по Субайнальскому походу, сопли по земле не возили, коротко попрощались, рук, впрочем, девятерым не подали. Побоялись. Жутковато после сизой плесени. Даже в глаза посмотрели коротко, мельком. Верна помнила собственный озноб, что заколотил нутро, едва оказалась посреди телохранителей. Потом привыкла, этим же в новинку.

– Доброй дороги, благородная дева. – Оружейник обнял как родную. – Пусть наши боги с рук на руки передадут тебя в целости и сохранности вашим богам! Доведется ли еще свидеться? Чувствую, в дружине Баграза, небесного воеводы, уже готовят для меня резвого скакуна.