Ледобой. Круг

– Жеребца напою? – поднял ведро, неспешно пошел к двери. Кивнула, сдавая назад.

Пока Тенька пил, Безрод вытащил из седельной сумки яблоко, разрезал, половину кинул девке. Та стояла под деревом, внимательно следя за незнакомцем. Поймала, понюхала, сотворила обережное знамение и захрустела. Как будто не страшный.

– Темнеет. Очаг запали. Зря водой залила, – кивнул на избу, убрал ведро от жеребца и унес в дом.

Девка помедлила и осторожно пошла следом. У порога поколебалась и скользнула в избу…

Огонь весело трещал в очаге, на крюке висел котел, в нем булькало аппетитное варево.

– Не страшно?

Замотала головой. Показала пальцами во все стороны: «Там люди, там люди и там люди». Безрод усмехнулся, не та ли это немая, которую утащило страшное лесное чудовище? Как будто жива, здорова и в меру упитанна. Человеческих костей по углам не валяется, черепа на колья у дома не посажены, воронье над избой не кружит.

– Где хозяин?

Замычала, показала в лес, дескать, скоро будет. Охотится.

– К людям ходите? Или тут безвылазно?

Кивнула, ходят. Показала на топор, цепь, котел и прочие хозяйственные мелочи, закрутила руками, мол, меняемся. Снаружи всхрапнул Тень, немая, вытирая руки о передник, выскочила за порог. Раздались собачий лай, глухой мужской голос, радостное лопотание девки, и друг за другом они вошли в избу, сначала палевый пес, хозяин, и наконец, немая. Пес, было подбежавший к Сивому обнюхать, скуля, выбежал вон, девка за плечом охотника тянула шею, а тот, стоя на пороге, принялся неспешно разматывать с головы и лица башлык, такой же как у Безрода. Один виток, другой, третий – на гостя в оба глаза, не мигая уставился… как вчера говорил пахарь? Страшен, дик, не лицо, а личина.

– Ну здравствуй, Сёнге. – Безрод встал.

Какое-то время гойг молчал, потом коротко кивнул и прошел в избу. Немая рот раскрыла и забыла закрыть. Эти двое знаются?! Но изумление девки оказалось только бледной тенью давешнего, когда гость, усмехнувшись, взялся за своей башлык, и через несколько мгновений друг на друга выглянули уже две личины. Ровно один из двоих глядится в зерцало, только волосы и бороды разные. Ойкнула и села, где стояла.

– Здравствуй, Безрод. – Сёнге положил на лавку лук, стрелы, добычу, сложил с себя пояс. Тяжело опустился на лавку. – Какими судьбами? Только не говори, что пришел повидаться.

– Не скажу. – Безрод усмехнулся. – Случайно набрел.

– Хороша случайность в глухомани.

– А ты как будто к лесу привык. По морю не скучаешь?

Гойг пожевал губу, кивнул. Есть немного.

– Ты гляди, глотки друг другу не дерем, сидим как лучшие друзья.

– А хочешь? – Сивый усмехнулся.

– Тишины хочу. – Сёнге смотрел спокойно, даже устало. – И покоя.

– Чего к людям не идешь? Почему к своим не подался?

– Я не так смел, как ты. – Оттнир показал на шрамы. – Боюсь, засмеют.

– Не смеются. Пугаются.

– Еще лучше. – Сёнге поджал губы.

– Про тебя страшилки рассказывают.

– Знаю. – Гойг махнул рукой. – Видели несколько раз в медвежьей верховке, лицо забыл прикрыть, а того не знают, что лесное чудовище и охотник, что в башлыке ходит по деревням, один и тот же человек.

Безрод несколько мгновений не отрывал глаз от собеседника.

– Ты остыл, Сёнге.

– Поумнел. Многое и многих понял. С той кровью будто вся дурость вышла.

– А как здесь оказался?

– Старик подобрал, охотник. Лодку к берегу прибило, а он поблизости случился. Заштопал, выходил, хотя уж лучше добил бы. Млеч оттнира после войны спас, уму непостижимо.

– И где он?

– Зимой душу отдал. Своей смертью помер.

– А эта? – Сивый кивнул на девку, что хлопотала с дичью – самое время бросать мясо в похлебку.

– Боится. Войны боится. Страшно ей с людьми. Прибилась ко мне. Гоню – не идет. Как подумаю, что на свете делается, смеяться хочется. Оттниров испугалась, к оттниру и прибилась.

Немая замычала, бия себя в грудь, мол, шагу отсюда не ступлю, там люди убивают друг друга, там страшно.

– Сейчас тихо.

«Все равно че пойду. Здесь останусь».

– Послушай, боян, если не хочешь, можешь не отвечать. – Гойг нахмурился, вздохнул, будто перед прыжком с высокого обрыва. – Пойму.

– Я отвечу, и ты ответишь. – Безрод колко выглянул исподлобья.

Сёнге только и кивнул, спросил:

– Как ты выжил и остался ли прежним, когда встал на ноги?

– Хотел жить и выжил. Остался ли прежним… – Закусил ус. – Наверное, да. Упрям и глуп, все при мне.

– Мне бы глотку тебе рвать и лютовать, да что-то не лютуется. Свободен как птица, никому не должен, даже странно… Будто в твою шкуру, боян, сунули, и смотрю кругом твоими глазами. Отсюда многое видится по-другому. Спрашивай.

– Почему это? – Сивый показал на шрамы. – Почему не повесили, отчего стрелами не утыкали, почему собаками не затравили?

Гойг помялся, тяжело вздохнул.

– В том побоище легло много наших, ты сам накрошил предостаточно, помнишь, наверное. Видели Ёддёра, воевода Тнировой дружины в тот день забрал многих парней, но отчего-то остановился перед тобой – ты валялся без памяти, – и сказал такое, отчего мы, выжившие, только рты раскрыли.

Безрод не мигая смотрел на оттнира, и Сёнге вдруг стало неуютно у самого очага.