Ледобой

Безрод, заляпанный кровищей с ног до головы, оножив меч, перешагивая через трупы, медленно подошел. Меня качало, ровно тонкую рябину под крепким ветром, но я не убирала глаз. Как даст сейчас по морде, и будет прав! Впрочем, Безрод оставил все, как есть. И пальцем не коснулся. Добро, взятое с бою, оставил на земле. Того добра – секиры, плохие, гнутые мечи и ножи. Лошадей у лихих не было, да и зачем лошади в непролазном лесу? Награбленного добра, ясное дело, при себе не носят. Схоронили где-нибудь в укромном местечке.

Сивые волосы, мокрые от пота и крови, сосульками лежали на лбу, грязные потеки дорожками избороздили Безроду лицо, – подозреваю, что сама выглядела не лучше. Грязная, потная, окровавленная…

– Думал, мне кажется, – начал Безрод, а я, дура, никак понять не могла, куда клонит. – А теперь точно знаю. Зачем смерти ищешь?

– Не стану твоей! – выдохнула я.

– Станешь, – мрачно пообещал Безрод.

– Нет!

– Да!

– Пока меч при мне, не стану!

– Биться со мною хочешь?

– Хочу!

Я ждала. Что скажет? Отступится? Скажет: «Злобог с тобой!»

Сивый долго на меня глядел, потом сквозь зубы процедил:

– На мечах, так на мечах!

Опаньки! Ой, матушка моя родная! Он сделал то, чего я ждала и не ждала. Мы сойдемся на мечах – и даже годовалому дитятке стало бы ясно, что поставит на кон каждый из нас. Если победит он – стану ему самой настоящей женой, мой будет верх – даст мне развод, и пойду на все четыре стороны.

– Я готова.

Сивый покачал головой.

– Не теперь. Оклемаемся – тогда.

Пожалел, страхолюд, не стал топтать мою гордость. Не сказал: «ты оклемаешься», – хотя из нас двоих отдых был нужен мне, а не ему. Согласно кивнула. Оклемаюсь. А вот тогда… Встала и едва не упала Сивому на руки. Просто ноги подкосились. Меня зашатало, но муженек с места не двинулся. Кое-как выстояла себя, осталась на ногах. Хмурый Безрод подвел Губчика, махом взлетел в седло Тени и оттуда, свысока, холодно глядел, как я корячусь, вползая в седло. Еще не знала, сколько раз достали, но болело просто везде. Как будто с живой содрали шкуру и присыпали кровоточащую плоть острой пряницей. С грехом пополам влезла в седло и, вусмерть обессиленная, приникла к шее жеребца. Безрод подхватил мой повод, – и тихим шагом двинул Теньку назад. Следом плыла я на Губчике. Поглядим, что к чему.

Безрод отдал меня Тычку и Гарьке в заботливые руки. И пальцем ко мне не притронулся. Отошел подальше, и глядели мы друг на друга через всю поляну с тайным смыслом, известным только нам. Гарька и Тычок помогли разоблачиться, наша коровушка утерла кровь, по большинству чужую, а Тычок, не понимая, долго чесал затылок. А что тут перевязывать? Одни синяки. Тем временем Сивый куда-то наладился. Взял с собой только нож, вскочил на Тень и умчался, никому ничего не сказав. Ускакал в ту сторону, откуда мы только что привезли победу. Должно быть, остались там у Безрода какие-то дела. Уж конечно не погрести лихих мой муженек отправился. Этот еще сам волков на свежатину подманит, если серые замешкаются. Вернулся Безрод далеко за полдень. Спросил его Тычок:

– Или не дорезал кого? Решил дело доделать?

Думала, отшутится, а Сивый:

– Не дорезал. – и совсем не услыхала шутки в его голосе. Он даже не усмехнулся, по обыкновению.

Мы едва не попадали. Никто из нас не обвинил бы Безрода в милосердии, но вернуться и добивать раненных? По-моему, даже Гарька, до того глядевшая Безроду в рот, поморщилась. Тычок дрогнувшим голосом спросил:

– Кого же добил?

Безрод ничего не ответил, только отмахнулся. А меня отвращение замутило. Стало дурно и противно. Знаю, в запале боя иные добивают, дорезают врага. А этот успел остыть, покинул бранное поле, потом вернулся и хладнокровно добил. Противно! Сама себя поедом ела за то, что Сивый начал мне нравиться, – ой, начал! Теперь оставалось только ждать, торопить время и не выпускать меча из рук.

Я недолго бездельничала. Серьезных ран не оказалось вовсе, больше ушибы. Просто выложилась без остатка, ведь надеялась погибнуть. Через день уже ходила, через два вскочила в седло, а через три дня мы снова тронулись в путь вслед за соколом, что пролетел над нами ясным солнечным утром. Неужели Сивый до сих пор верит, что встанет на каком-то взгорочке наш общий дом, что стану там полноправной хозяйкой и к себе допущу? Нет! Знаю, Безрод мне не по зубам. Не сорока на хвосте сплетню принесла, – сама видела. Не одолеть мне его, хотя чего на свете не бывает… Я буду драться отчаянно, и, наверное, сожгу в той схватке самое себя.