ЛЕДОХОД

…Изо дня в день, почти шесть лет, проработал я под началом Валентина Матвеевича Котенко. Пожалуй, эти шесть лет работы дали мне знаний и опыта поболее, чем могли бы мне дать неоконченные два курса института. Чувствуя себя белой вороной, «инженером без диплома на посту главного инженера», Котенко, казалось, больше всего боялся быть застигнутым врасплох и чего-то не знать, на что-то не суметь ответить – будь то молодой инженер или слесарь аварийной бригады. Он вгрызался в формулы и чертежи, в справочники и учебники. С каждым молодым инженером, прибывшим из института, ему не терпелось скорей «сцепиться», померяться силами в каком-нибудь проблематичном инженерном вопросе – то ли по автоматической сварке под слоем флюса, то ли по расчету помпажа газовой турбины. Разумеется, меньше всего это было боязнью «лишиться места». Просто у Котенко было настоящее инженерное призвание, призвание изобретательного и предприимчивого человека, как это слово правильно понималось в старину. И чем больше любили его мы, в районе, тем больше иронизировали над ним академики из управления. Его рацпредложения долго мариновали без рассмотрения, ответы возвращали с нелепейшими заключениями и пометками. А он, нетерпеливый и резковатый в общении с управленцами, просиживал ночи над сметами и процентовками, чтоб рабочие получили вовремя зарплату, хотя эту работу мог бы сделать ленивый на дело, горлопан-бухгалтер, долго возился с матерью-одиночкой Машей-кладовщицей, выпивохой и скандалисткой, уволенная пока Маша-кладовщица не стала Машей-газосварщицей. Несмотря на то, что в районе было два подчиненных инженера по приборам и автоматике, Валентин Матвеевич изучил приборы и регуляторы так, что молодые инженеры без него не обходились ни в одном сложном отказе или неисправности. Даже секретарь-машинистка Люся то и дело оглашала контору своим визгливым голоском: «Валентин Матвеевич! Опять машинка не печатает!».

И все же масштабы района стали его тяготить. Он мечтал о «настоящем инженерном деле». Я знал, что Валентин Матвеевич имел в виду проектный институт. Замминистра Платонов, сам инженер старой когорты, хорошо знавший Котенко, держал его на примете, пока не спеша пробивал «в верхах» решения об организации этого института.

«Пойдешь ко мне туда?» – спросил Валентин Матвеевич, улыбаясь: он знал, что я за ним пошел бы не то, что в проектный институт, а на край света. Я был влюблен в этого человека, знал ему цену и очень жалел. Был он бобылем. Жена, как я слышал краем уха, давно уже ушла от него, жил он где-то загородом у тетки, хотя ему предлагали квартиру в городе (на эту «квартиру со всеми удобствами» особенно напирали наши конторские дамы, желая поскорей убедить новичка или какого-нибудь излишне подозрительного ревизора в бескорыстности и доброте нашего главного инженера…).

* * *

Он умер тихо и неприметно. Поскольку он просил, чтоб его не навещали, местком не отважился послать своего представителя с полагающейся трешницей на апельсины. Затем болезнь затянулась на несколько месяцев и его успели забыть. У каждого хватало своих дел и забот. Перед смертью он успел так распорядился, чтоб никого не обременять своими похоронами. Из короткого полушутливого прощального письмишка я узнал, что он и смерть свою рассчитал точно. Умер в те же сутки, на которые и ссылался в письме. Другое письмо, дружески-официальное, было адресовано замминистру Платонову. В нем я аттестован был и «ищущим», и «думающим», и «творческим» инженером. Более того, как всегда, не любивший голословность и бездоказательность, Валентин Матвеевич перечислил добрую дюжину рацпредложений, новшеств и даже изобретений, автором которых я являлся (правды ради следует сказать, что к доброй половине их я был просто лицом причастным, а подлинным автором их являлся, разумеется, сам Валентин Матвеевич). И уже в последних строках письма своего, Валентин Матвеевич, озабоченный моей будущей судьбой, просил держать меня под личным контролем, помочь устройством быта, так как я, «подобно всякому творческому человеку, совершенно лишен подобной способности и совершенно уязвим перед юркими и ловко орудующими локотками, которых немало развелось и среди инженеров». Последняя просьба к замминистра и вовсе показалась не ненужной: Платонова Валентин Матвеевич просил, ни больше ни меньше, а помочь мне с «формальным окончанием института, чтоб он не был белой вороной, вроде меня».

Судьбе неверной нашей, той самой, которой, например, захотелось чтоб Валентин Матвеевич, щедрое сердце и талантливый инженер, тихо закончил свой путь в онкологическом отделении Яузской больницы, был похоронен без родственников и сослуживцев, та же судьба отвратила от меня стезю с проектного института и решила повести меня по совсем иным, неисповедимым путям своим.