Собрала раскиданные по гостиной вещи, поискала глазами, куда запрятаться, чтобы переодеться, а потом плюнула и оделась прямо в гостиной. Я же шлюха очередная, так чего стесняться. Чулки заразы, оказались целы и без единой зацепки. Я вышла в вестибюль, и тут же наткнулась на Ямала. Он тоже оделся, хотя волосы на голове были ещё мокрыми. Спокойно на меня смотрел, я постаралась вернуть ему такой же взгляд. Подняла с пола куртку и сумку, натянула сапоги, встала в ожидании, пока он откроет мне дверь.
Улица встретила холодом. Октябрь нынче не баловал солнышком. И я задрожала, кутаясь в курточку. По ногам тут же пополз холодный воздух.
— Чего дрожишь, замёрзла? — капитан очевидность, а не Ямал.
— Да, — стучу зубами.
— Иди сюда, — притягивает к себе, могучими руками захватывает, так что дыхание сбивается. Сам он в джинсах и темной футболке, и такой любимой кожаной куртке. От него пышет жаром, и хоть немного становиться теплее. Ведёт вдоль кустов, в крытое здание, которое оказывается гаражом. Там стоит большой внедорожник, и знакомая спортивная машина. Усаживает туда, командует пристегнуться.
Как не тяну подол платья ниже, когда сажусь в низкое сидение машины, оно всё равно оголяет все бёдра, того и гляди кромка чулок покажется.
Точно блядское платье.
Прав Ямал. И я блядь. Самая настоящая. Прошаталась где-то ночью, сейчас, вся затраханая возвращаюсь домой. Прикрыла непотребство, сумочкой. Постаралась по крайней мере.
Ямал, севший рядом, выразительно посмотрел на мои коленки, потом на меня.
— Что? — раздражённо глянула в ответ. — Да оно короткое, и что теперь? Я же одна из, так какая разница…
— Рот закрыла, — спокойно припечатал холодом, — мне хватило твоих выебонов вчера. Я тебе не муж, не надо трахать мне мозг.
Я отвернулась и сжала челюсти, чтобы в очередной раз не послать его, наплевав на все инстинкты.
— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, — услышала рычание, и развернулась.
Глаза были холодны, и выражения лица вроде спокойное, но сжатые губы, и гуляющие желваки, выдавали его раздражение.
— Я, по-моему, доходчиво разъяснил тебе твоё положение? Или до тебя не дошло до сих пор, что у нас ни хуя не отношения, где ты можешь обижаться и включать стерву. Если тебе не понятно, объясню ещё раз. Я трахаю тебя, когда хочу, и там где хочу, а ты с радостью раздвигаешь ноги, или раскрываешь рот, если понадобиться. И засовываешь все свои претензии в жопу, потом муженьку своему изложишь, когда найду эту падаль. Поняла?
Я кивнула. По щекам катились слёзы. Вот насколько мне было с ним одуряюще хорошо, вот настолько сейчас было мерзко. Сама виновата, не надо было обольщаться.
— Можешь не стараться, мне срать на все эти сопли и слезы, — хмыкает он, и нажимает на пульт, дверь гаража открывается.
— Когда же ты стал таким чёрствым чурбаном? — всё на что меня хватило.
Ямал вырулил из гаража и даже не посчитал нужным ответить. Машина разгонялась, а я старалась, отвлечься, чтобы снова не начать плакать. Ненавижу жалеть себя. И людей жалеющих себя тоже ненавижу. Поэтому сижу и тужусь, чтобы не захлебнуться грёбаной жалостью, к такой несчастной себе.
— Я покупал тебе кучу шмотья, где оно? — вдруг вспоминает он.
— Слушай, Ямал, давай внесём коррективы в наш договор, — я уже более менее успокоилась, и повернулась к нему, — ты трахаешь меня, где хочешь, куда хочешь, когда хочешь, но тоже оставляешь мой мозг в покое. Не диктуешь мне что надевать, или где работать, и когда работать. Ты прав ты мне не муж. Так что давай, согласуем графики. Завтра и послезавтра я работаю, целый день, и ночь.
— Засунь свои условия туда же, куда и претензии, — отзывается он, не отрываясь от дороги, — и не смей больше мне их ставить!
Я отворачиваюсь. Вот же гад!
— Если надо будет, будешь сидеть рядом со мной на каждой сходке, на которую я пойду. И срать мне на твою работу.
Мы остановились на светофоре, и он повернулся ко мне, замораживая холодными глазами.
— Всё усекла?
— Да, — ну а что оставалось, только подчинится.
26