Ледовое небо. К югу от линии

Отведя с усилием взгляд от этой молодой груди с нежным соском, заклинала себя не думать, не вспоминать об Андрее, о его чутких и милых руках. Усилием воли гнала прочь упрямое наваждение, боясь, что вот-вот потеряет сознание. Только отдаленные хрипы, идущие из глубины, ловила с беспощадной точностью профессионала. И это помогло ей.

Картина, несмотря на совпадение многих клинических признаков, не выглядела достаточно ясной. Данные флюорографии позволяли предполагать очаг Гона — пропитавшийся известковыми солями заживший рубец. Вероятно, больная, сама того не ведая, перенесла несколько лет назад кратковременную вспышку. То ли под влиянием общей изменчивости палочки, то ли еще по каким причинам, но произошло не столь редкое, как это принято думать, самоизлечение. Если бы не румянец, — кажется, и тогда в автобусе Валентина отметила чрезмерно пылающие щеки, — и не смазанные симптомы недомогания, девку можно было бы посчитать выздоровевшей. По крайней мере, временно. Прослушивание в таких случаях часто ничего не показывает и нужно детальное рентгеновское обследование, чтобы установить, как протекает сейчас процесс. Но Звонцова шестым непостижимым чувством нащупала тончайшую, на грани слуха, не понравившуюся ей глухоту. Почти наверняка следовало предполагать рецидив, если, конечно, точен диагноз. О самом худшем — опухоли иногда давали флюорографически близкую к очагам Гона картину — думать было преждевременно.

— Можете одеться, — Валентина Николаевна опять тщательно намылила руки, испытывая нечто вроде жжения от невидимых капель чужого пота и подвинула к себе микрофон. — Заполните карту на Огарышеву, — распорядилась она. — Полное обследование, как обычно.

— У меня туберкулез? — спросила Люся, застегивая вязаную кофточку.

«Моли бога, чтобы так», — подумала Звонцова.

— От меня не нужно скрывать, Валентина Николаевна, я ничего не боюсь.

— И очень плохо, что не боитесь. Страх, между прочим, охранное оружие жизни… Пока у вас нет причины бояться. А вот в прошлом вы, кажется, ухитрились заполучить маленький очажок. Раньше испытывали нечто подобное? Озноб, слабость, незначительную потливость?

— Не помню, — Люся виновато пожала плечами. — Разве что в Гаграх? Но тогда мне казалось, что это от перегрева…

— О Гаграх, вообще о Кавказе, придется забыть.

— Навсегда?

— Скажем лучше, на неопределенное время… Пока же, Людмила Анатольевна, вам нужно лечь к нам. Посмотрим вас на рентгене, проведем анализы, а там решим, как быть дальше… Ваши дела позволяют?

— Когда надо ложиться?

— Чем скорее, тем лучше. Это общее правило. Сейчас как раз есть место, и поэтому лучше всего приходите завтра, с утра… Соберите все необходимое и приезжайте. Направление получите в регистратуре. Я распоряжусь.

Люся вышла на улицу в полной растерянности. Мостовые были мокры от растаявшего слога. Холодный норд гнал низкие тучи с туманной бахромой от выпавшего заряда. Увидев автомат, Люся полезла в сумочку за двушкой, чтобы без промедления позвонить Галке. С кем еще могла поделиться внезапно свалившимся на плечи несчастьем самостоятельная девушка с высоким заработком и однокомнатной отдельной квартирой?.. Она сняла трубку, торопливо набрала номер, но вдруг передумала и резко надавила рычаг. Оставив монету, выскочила на черный, отуманенный сыростью тротуар и заспешила к остановке, чтобы укрыться, как можно быстрее, в своих четырех стенах.

ВЫСТАВКА

Город под куполом напоминал скорее южный курорт, нежели промышленный центр. Особенно празднично выглядела белая набережная с ее пластмассовыми пальмами, бассейнами и дворцами в стиле Немейера. Даже индустриальные сооружения, полностью лишенные труб, обрели неожиданное сходство с бальнеологическими здравницами. Лишь нарочито куцые лиственнички и довольно условные заструги снега за границей стекла намекали на некую высокоширотную привязку.

Лосев невольно замедлил у стенда шаг.

— Главный архитектор развлекается, — небрежно объяснил Мечов. — Таким он видит Заполярный город будущего. Высокочастотное солнце, — Андрей Петрович указал на висевшую над гипсовыми крышами звездочку из золотистой фольги. — Подземные коммуникации… Ерунда, одним словом…

— Так уж и ерунда? — осведомился подошедший сзади Веденеев и дружески кивнул Герману Даниловичу. — Кто знает, что будет через пятьдесят лет…

Фойе дворца культуры постепенно наполнялось принаряженными по случаю выходного людьми. Вопреки скептическому прогнозу Мечова, выставка «Таймыр вчера, сегодня и завтра» привлекла много желающих.

— Я всегда за научную фантастику, — сказал Андрей Петрович. — Но в реальной жизни для нее нет места.

— Не нравится, значит? — Игорь Орестович указал на макет.

— Купол? — уточнил Мечов. — Самым решительным образом… Галерея из бытового комбината в цех — ничего не имею против, зимние сады — пожалуйста, но отделять человека от природы — извините… Чай, не на Луне живем, на своей земле.

— Полярная ночь, пурга, жесткость под сто баллов[4]… — подзадорил первый секретарь.

— Лучше всеобщий отгул по радио объявить, чем жить под этаким колпаком.