Ледовое небо. К югу от линии

Когда капитан, первый помощник и второй электрик приобрели в Генуе кальмарницы, Геня, не будучи страстным рыболовом, не выразил особого желания последовать примеру старших товарищей. Теперь он об этом сожалел. Кальмарницы, хотя каждая и стоила около трех тысяч лир, с лихвой окупили себя на первой же стоянке в открытом море. После того, как Паша угостил команду жаренным в оливковом масле сердцевидным кальмарьим хвостом и пупырчатыми щупальцами, Геня поклялся, что приобретет себе на обратном пути такую же игрушку. Но в Нью-Йорке, где он истратил на Орчард-стрит всю наличную валюту, благо попался некомплектный японский магнитофон, покупка кальмарницы сделалась несколько проблематичной. Тогда Геня принял соломоново решение. Осмотрев люминесцирующее веретенце с двойной коронкой острейших игл, Геня решил, что вполне может изготовить такое же. Дикун, которому тоже страстно хотелось ловить кальмаров, горячо поддержал смелое начинаний и даже достал флакон светящейся краски. Практически все упиралось в колючие коронки, что для Гени было парой пустяков.

Поторчав минут тридцать на палубе под приоткрытым иллюминатором каюты, в которой теплился с каждым днем все более манивший его огонек, он вздохнул и поплелся к себе. Но по дороге передумал и решил спуститься в мастерские, рассудив, что сейчас самое время — готовить кальмарницу. Со дня на день теплоход мог стать на ремонт, а другого случая выловить в океане десятирукого моллюска уже не представится. По крайней мере в этом рейсе.

Возле автомата с опресненной, но холодной, как лед, водичкой его окликнул приятель-матрос, возвращавшийся к себе в каюту после вахты на мостике.

— Слыхал новость, кореш? Ну, я тебе доложу, дела! Не быть нам к сроку в родной Одессе, чтоб меня родная мама не узнала.

— Это почему же так? — слегка встревожился Геня.

— Да где-то там у Канар пароход наш повредился, мудреное такое название, даже не выговоришь, — бурно жестикулируя, придыхая и трагически закатывая глаза, матрос изложил суть спора, который завязался в рубке между Беляем и третьим помощником. Сам он стоял в это время на площадке у левого пеленгатора с биноклем в руке и все прекрасно слышал через открытую дверь. Информация была не секретная, но доверительная, почти что из первых уст.

— Ну, мы-то их выручим, — Геня нетерпеливо потер руки. — А что сказал мастер? — поинтересовался Геня, сосредоточенно почесывая макушку.

— А я знаю? Я с ним по корешам? Я бы на его месте не особенно спешил. Что я рыжий в самом деле или мне больше всех надо? Люди, слава богу, не тонут, а у меня, кажется, есть свое дело. Я бы так решил, приблизительно, и поискал более подходящий пароход. Мало ли их ходит через Атлантику? Вот если окажется, что кроме нас никого нет, тогда, конечно, тогда точка.

— К счастью, не тебе решать за мастера, — внимательно оглядев товарища, Геня деликатно отвел глаза. — Помощь терпящему бедствие — первейший долг моряков. Запомни на всякий случай, — он хотел пройти мимо, но матрос загородил ему дорогу.

— Одну минуточку, — он сделал попытку взять Геню за грудки. — Разве я сказал что-нибудь против? Извиняюсь! Пускай меня не узнает родная мама, но ничего против я, кажется, не говорил. И что такое моряцкий долг и, между прочим, этика, не надо меня учить. Я правильно говорю? — подступил он еще ближе.

— Правильно, — через силу выдавил из себя Геня.

— Тогда в чем дело? А дело в том, что все должно быть разумно и всем должно быть хорошо. Так и третий считает. И я тоже разделяю его мнение. Имею права?

— Имеешь, имеешь, — поспешил заверить Геня, чтобы скорее отделаться, и скользнул вниз по трапу.

В мастерских он застал Загораша, который рылся на полке с чертежами.

Несколько засаленных, потертых на сгибах синек уже лежали на верстаке, придавленные плашками для нарезания резьбы.

— Геня? — удивился Загораш. — Ты чего не спишь? А я задание для тебя подбираю… Завтра, если, конечно, ничего не случится, будем останавливаться.

— Случится, Андрей Витальевич, — тихо ответил Геня. — Уже случилось. Чует мое сердце, что не придется нам вставать на этот ремонт, — и скупо, как подобает мужчине, он рассказал стармеху про случай с «Оймяконом», умолчав, однако, об источнике информации.

— Ничего не значит, — отозвался после долгого молчания Загораш и облизнул пересохшие губы. — «Оймякон» мы, конечно, выручим, и ремонт все равно делать придется. К ободу изготовишь деталь номер тридцать, — вынув шариковую ручку, он сделал галку на спецификации, — сорок один и сорок два. По шесть штук, — и, резко повернувшись, вышел.

«По-видимому, весь пароход осведомлен, — с горечью думал он, пробегая по звенящим прутьям мостков, — только я вынужден узнавать о таких событиях от своего токаря, от мальчишки! В этом вся суть нашего штурманского корпуса, его стиль».

Распаляясь на бегу, взволнованный и хмурый, ворвался он в ЦПУ.

— Тебя просят к мастеру! — встретил его стоящий у пульта Ларионов и протянул трубку.

КАЮТА КАПИТАНА