Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории

Нападение же Кончака на Игоря после битвы на Сюурлее, по всей вероятности, связано с общей ситуацией в Половецком поле; в предвидении предстоящего общерусского похода (предвестником которого был апрельский рейд киевского отряда) на половцев Кончак был заинтересован в том, чтобы не нарушалось единство «всего языка половецкого», которое ему, Кончаку, удалось создать. А мы знаем, что после победы Игоря на Сюурлее, когда русские обогатились красными девками половецкими, и золотом, и парчой, побежденные половцы «послашася по всей земли своей» гонцов, и Кончак не ног им отказать в помощи, но какие-то симпатии к своему союзнику сохранил. На поле боя он поручился за Игоря и начал переговоры с ханом Гзаком, стремившимся разорить Северское княжество; Кончак так и не пошел в землю Игоря. Потом Кончак предоставил пленному Игорю весьма вольготную жизнь, окружив его свитой в 20 знатных «господичев», позволял князю ездить «где хочешь» и охотиться с ястребами. Кончак разрешил Игорю даже привести из Руси попа «со святою службою». Даже после побега Игоря из плена Кончак оградил его сына от участи заложника и не позволил «ростреляти соколиче злачеными стрелами». Свадьба Владимира и Кончаковны состоялась.

Спустя шесть лет после этих событий, в 1191 году, Игорь организует новый поход Ольговичей на половцев, и на этот раз он был верен себе; удар был нанесен не Кончаку, а хану Гзаку на его кочевья по Осколу.

Сказанного вполне достаточно для того, чтобы предостеречь от идеализации Игоря: не объявлял Игорь после 1181 года «себя врагом своих прежних союзников — хана Кобяка и хана Кончака». На протяжении нескольких лет он находился в союзнических отношениях с Кончаком и ни одного похода против этого хана не совершил.

Иногда в качестве доказательства резкого перелома в политике новгород-северского князя приводится почему-то принимаемый за княжескую летопись Игоря киевский летописный свод 1198 года (из которого взята большая часть приведенных выше сведений). Свод очень сложен по составу, в нем есть фрагменты летописания и Святослава, и Рюрика, и Андрея Боголюбского, и незначительные фрагменты личной летописи Игоря, но считать всю эту сложную летописную мозаику конца XII века летописью одного Игоря, выражающей только его взгляды, крайне неосторожно.

Как же автор «Слова» оценивал деятельность Игоря? Следует помнить, что создатель «Слова» говорил легчайшими намеками, иносказаниями, а иной раз красноречивым умолчанием.

При первой встрече с Игорем он вкладывает в его уста слова о том, что «лучше быть изрубленным, чем пленным!». Но ведь слушатели знали, что Игорю досталась наименее рыцарственная доля — он оказался пленником.

Цель похода в объяснении самого Игоря не в защите Руси; ему, гордому князю, хочется дойти до края Половецкой земли, испить шеломом Дону. Это сбылось: дошел, испил.

А вот первое обвинение автора поэмы содержится уже в начале поэмы, и скрыто оно среди намеков:

1. «Комони ржут за Сулою».

Весна. Половцы пригнали свои табуны к пограничной Суле.

2. «Звенить слава в Кыеве».

Киевский боярин Роман Нездилович вернулся 21 апреля из удачного похода в степь. Это первый день пасхи; в Киеве звонят колокола.

3. «Трубы трубять в Новеграде».

Игорь объявляет 23 апреля в своей столице начало похода.

4. «Стоять стязи в Путивле».

Полки уже заранее, до княжеского сигнала, собраны и стоят наготове (как и куряне Всеволода) в одном дне пути от пограничной Сулы.

В четвертой фразе предполагаемого запева содержится обвинение, выясняющееся из анализа событий марта — апреля 1185 года. Очевидно, Игорь не распускал полков, собранных в те дни, когда «туман» помешал ему принять участие в походе против Кончака.

Рыцарственные куряне, которыми мы так восхищаемся, изображены в поэме не защитниками Руси, а смелыми удальцами, разъезжающими по степи «ищучи себе чести, а князю — славе».

Второе и очень серьезное обвинение Игоря и его сподвижников — победа при первой встрече с половецким кочевьем, когда конница юного Святослава Ольговича, «рассушась стрелами по полю, помчаша красный девкы половецкыя». Всей Игоревой рати из-за погони за трофеями пришлось заночевать на месте, а вследствие этого погибнуть. Летописец по этому поводу употребил только одно слово — «ополонишаася». Автор же «Слова…» красиво, но беспощадно перечисляет все категории богатой добычи, а затем еще раз противопоставляет свои слова реальности; победитель Игорь достоин быть награжденным червленым стягом с серебряным отружием… но «третьего дни к полуднию падоша стязи Игоревы».

Об участии самого Игоря в трехдневном сражении сказано непозволительно мало — всего-навсего три слова: «Игорь полки заворочает». Разве это герой поэмы? Его здесь нет.

Когда автор переходит к трагическому финалу событий, он не забывает напомнить слушателям: «сваты попоиша, а сами полегоша». Игорь — сват Кончака, но он жив, а полегли его воины. Это — третье обвинение.

Четвертое обвинение — туча и тоска Руси, плач овдовевших русских женщин в результате нападения половцев.