Последние исследования, в частности, показали, что в городе сильна была проливонская партия, а после освобождения Пскова и изгнания из него немцев, которое произошло в марте 1242 года, он вынужден был принять условия Александра Невского, окончательно утратил свою автономию и перешел под управление присылаемых из Новгорода наместников[989]
. Нет сомнения в том, что это не нравилось псковичам, и потому нет ничего удивительного в том, что в псковской летописи события, связанные с военными успехами новгородцев, никак не акцентировались. К тому же псковичи в целом с опаской относились к походам Новгорода против Ордена, поскольку обычно вслед за этим в качестве ответного удара следовали нападения ливонцев на приграничные псковские земли[990]. Так же эти умолчания могли быть связаны с неполной и с несвоевременной информацией о сражении, в котором участвовали новгородские и владимиро-суздальские рати, но не псковичи. Мог сказаться также определенный стиль, присущий древнерусским летописям, составители которых часто обходили вниманием подробности военных столкновений, не считая себя обязанными фиксировать их в своих записях[991]. Важно отметить и то, что ключевая роль в псковском дискурсе отведена Святой Троице, особо почитаемой псковичами, поэтому не исключено, что подробный рассказ о победе князя Александра казался им умалением славы своей святыни.В 1-ой Новгородской летописи описание Ледового побоища более пространно: «Поиде князь Олександръ с новгородци и с братомъ Андреемъ и с низовци на Чюдьскую землю на Немци и зая вси пути и до Пльскова; и изгони князь Пльсковъ, изъима Немци и Чюдь, и сковавъ поточи в Новъгородъ, а самъ поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажития; а Домашь Твердиславичь и Кербеть быша в розгонъ, и усретоша я Немци и Чюдь у моста, и бишася ту; и убиша ту Домаша, брата посаднича, мужа честна, и инехъ с ним избиша, а инехь руками изъимаша, а инии къ князю прибегоша в полкъ; князь же въспятися на озеро, Немци же и Чюдь поидоша по нихъ. Узревъ же князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронея каменя; и наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча ту велика Немцемъ и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяши, техъ святыхъ великыми молитвами пособи богъ князю Александру; а Немци по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немецъ 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася месяца априля в 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу Святыя Богородица, в субботу. Того же лета Немци прислаша с поклономъ: "безъ князя что есмы зашли Водъ, Лугу, Пльсковъ, Лотыголу мечемъ, того ся всего отступаемъ; а что есмы изъимали мужи вашихъ, а теми ся розменимъ: мы ваши пустимъ, а вы наши пустите"; и таль пльсковскую пустиша и умиришася»[992]
.Сведений, как видно, также не слишком много — говорится о построении орденского войска «свиньей», о 400 убитых и 50 пленных рыцарях, об участии суздальских полков под командованием брата Александра Невского Андрея Ярославича, что можно считать косвенным свидетельством численного перевеса русских в сражении, о локализации месте сражения, а также о мирных переговорах Новгорода с орденом. При сопоставлении описания этого сражения с другими битвами, который вел Новгород в XIII веке, можно заметить, что в представлениях новгородского летописца оно ничем особым не выделялось. Можно даже с уверенностью сказать, что по объему и красочности изложения оно сильно уступает повествованию о Невской битве князя Александра со шведами 1240 года, которой в Новгороде придавали, по-видимому, гораздо больше значения, чем Ледовому побоищу.