Летом 1240 года новгородцы оказали сопротивление шведам, которые под командованием Биргера Магнуссона вошли на кораблях в Неву и приступили завоеванию Ижорской земли. Мы не задаемся целью выявить масштаб и значение Невской битвы, завершившейся победой новгородского войска во главе с князем Александром Ярославичем, но заметим, что ее сакральное восприятие появилось позже — при создании «Жития» Александра Невского; для современников же она была всего лишь военно-политической акцией, вызванная желанием конфликтующих сторон утвердиться на берегах Невы[562]
.В том же 1240 году ливонские немцы предприняли поход на псковские земли, расположенные к югу от Чудского озера. Был захвачен Изборск, а войско псковичей, шедшее ему на подмогу, разбито. Вскоре после этого немцы вошли в Псков, который был передан под управление двух орденских фогтов и сотрудничавшего с ними посадника Твердилы Иванковича. Зимой 1240/1241 года немцы вторглись в Ижорскую землю и построили там крепость в Копорье. Однако их успех длился недолго, поскольку уже в 1241 году победы новгородцев вынудили их покинуть Ижорский край и отказаться от Пскова. 5 апреля 1242 года ливонское войско потерпело поражение на льду Чудского озера, после чего ливонские государи подписали с Новгородом мирный договор, вернув ему все земли, захваченные в 1240–1241 годах[563]
.Почти одновременное вторжение шведов и немцев в пределы Северо-Западной Руси натолкнуло историков на мысль о скоординированности их действий. Еще в 1929 году финский историк А. Доннер выдвинул предположение, что идея одновременного выступления против русских земель возникла в папском окружении и была осуществлена при посредничестве легата Вильгельма Моденского[564]
. Позже эта концепция активно разрабатывалась советской историографией и рядом западноевропейских исследователей[565]. В настоящее время отношение историков к этой теории существенно изменилось. В частности, отмечается отсутствие неоспоримых документальных свидетельств согласованности действий шведов на Неве и ливонцев на Псковской земле, вследствие чего два этих события воспринимаются как две самостоятельные акции, различавшиеся по своему характеру, мотивам и организации. Нападение шведов 1240 года явилось продолжением новгородско-шведского соперничества из-за контроля над Финляндией и Карелией и осуществлялось в полном соответствии с программой крестового похода против язычников, заявленной в булле Григория IX 1236 года[566]. Ливонские походы на Псковщину с этой программой никак не связаны. В них отсутствует конфессиональная мотивация, направляющая роль церкви не просматривается, не было проведено никакой пропагандистской кампании, которая всегда сопровождала подготовку к крестовому походу, отсутствовал массовый приток крестоносцев-«пилигримов» из Западной Европы. Как свидетельствуют современные исследования, псковская кампания осуществлялась ограниченными силами (отрядами ряда орденских округов и ополчением Дерпта) и была инспирирована дерптским епископом, пытавшимся решить в свою пользу пограничные спор с Псковом, а также его союзником, изгнанным из Пскова князем Ярославом Владимировичем. Словом, это было чисто политическое мероприятие, которое не имело ничего общего с обращением язычников и, следовательно, не попадало под определение «крестовый поход», о котором говорилось в папской булле.Григорий IX действительно пытался организовать крестовые походы в Восточную Прибалтику, но, как следует из его посланий, руководствовался при этом исключительно задачей христианизации языческого населения и рассматривал поход как своеобразное продолжение мирной «миссии», вызванное необходимостью защиты новообращенных от нападок язычников. Эти крестовые походы не преследовали целью завоевания русских земель, но поскольку были нацелены на области, население которых платило дань Новгороду, определенным образом ущемляли его интересы. Обращение местного населения в католичество неизбежно приводило к его переходу под власть католических государей, чего ни Новгород, ни его «младший брат» Псков не хотели допустить. В папской курии отдавали себе отчет, что русские правители будут препятствовать распространению католичества в языческих землях, и тем самым препятствовать католической «миссии», но противодействовать этому предполагали путем обращения православных русских в католическую веру. В период понтификата Григория IX такая работа велась, и те сведения, которые папа получал от своих представителей в Восточной Европе, внушали надежду на ее конечный успех. Последнее обстоятельство обособляло русских от всех тех, с кем компромисс в принципе был невозможен, например, от еретиков-катаров, что делало ненужным использование против них такого мощного, но вместе с тем дорогостоящего и трудоемкого средства, как крестовый поход.