Ледовое побоище

На столе стояла небольшая кружка молока и лежал кусок хлеба… Ни то ни другое не тронуто. Женщина сказала, что ему приносили вчера, значит, решил голодом умориться? Наскоро разобравшись с тем, что есть в избушке, вернее, убедившись, что нет ничего, кроме воды, я добрым словом помянула дворню, нагрузившую провизией вторую лошадь. По крайней мере на пару дней нам хватит, а там будет видно.

Вятич сидел никакой. Ни-ка-кой! Как заставить его очнуться, как встряхнуть? Как заставить жить?

Вышла во двор, убедилась, что кони обихожены, а вещи сложены на небольшом крылечке, я огляделась в поисках Кузьмы, но никого не заметила. Нелюбопытный народ в Волково, однако… Ладно, может, это и к лучшему.

Выложенная на давно не скобленный стол снедь умопомрачительно пахла, но Вятич не проявил никакого интереса. У меня даже мелькнула жуткая мысль, что у него какая-то форма шизофрении, бывает, когда человеку становится вдруг все безразлично. Нет, только не это!

И все же Федьку из рук он выпустил с заметным сожалением. Малыш сладко посапывал, не подозревая, что происходит вокруг.

Уложив спящего Федора на лавку и старательно подоткнув со всех сторон, чтобы не упал, пока мы будем ужинать, снова присела рядом с мужем, за все время не произнесшим ни слова. Господи, он хоть не онемел вдобавок?! Я не знала, что говорить, как убеждать, просить, умолять… не знала, что делать, может поэтому просто провела рукой по его волосам, потом еще раз и, прижавшись к плечу, тихонько поинтересовалась:

– Здесь лучше?

Он уткнулся в мои волосы, почти простонал:

– Зачем ты меня нашла?

– Я тебя предупреждала, чтобы не осложнял мне жизнь. Вятич, мы одно целое, где ты, там и мы, потому не бегай больше, пожалуйста. Хочешь, я рожу тебе дочку?

– С ума сошла?

– А когда-то хотел…

Он явно смутился.

– Дворовые с тобой?

– Нет, мы одни.

– Как одни? А как же вы…

– Вот и я говорю: не осложняй мне жизнь.

Нет, дочку я после той ночи не родила, но это чистая случайность…

Я все выдержу!

Единственное, что я умела по хозяйству, – растапливать печь. Научилась этому в Рязани перед самым приходом Батыевых головорезов. Все остальное пришлось осваивать здесь самостоятельно, даже безо всяких советов со стороны. Народ в Волково оказался совершенно не любопытный, за весь следующий день даже просто поглазеть на нас никто не пришел. Надо же? Чего это они, такие деликатные или пофигисты? Лучше бы первое, потому что припасы быстро закончатся, а есть что-то надо. Да и просто научить меня печь хлеб тоже не мешало бы.

Ладно, если гора не идет к Магомету, то Магомету следует поднять задницу и пошевелить ножками…

Я пошевелила. Солнце было высоко в небе, когда я, оставив Федьку на Вятича, отправилась по соседям. И тут поняла, почему не видно любопытных глаз возле нашего почти повалившегося забора. Из всех соседей в деревне оказались только Кузьма и та самая женщина.

– А где остальные?

– А кто? – удивилась женщина. Я подумала, что надо спросить, как ее зовут, не сообразила поинтересоваться вчера. – Еще в два дома скоро вернутся, и все. Кому жить-то?

Ну, забрался Вятич в глушь!

Но сейчас меня меньше всего волновало отсутствие оживленного общества для общения и куда больше то, что завтра, в крайнем случае послезавтра мне свою маленькую семью кормить будет просто нечем. А впереди вообще-то зима. Интересно, как они собирались кормить Вятича, куском хлеба и кружкой молока в день?

Единственную соседку звали Незваной, а крещена она была (что мне удалось выяснить не сразу) Марией. На мое робкое предложение называть ее Машей, женщина вытаращила глаза:

– Чего это? Незвана и есть Незвана.

У Незваны нашлись два потрясающих качества: она действительно была не любопытна (иногда даже слишком) и умела все, то есть абсолютно все. Наверное, это потому, что никто за нее в такой глуши ничего делать не станет, все надо самой.

А еще у Незваны обнаружилась восьмилетняя дочь, что тоже кстати, потому что доверять все время живчика Федьку слепому Вятичу опасно. Но и сидеть с сыном сиднем я тоже не могла. Дочку Незваны-Марии звали Жалей. Ну и имена, одно другого нелепей.

Незвана вдова, мужа деревом привалило два года назад, мучился бедолага три дня, прежде чем помер. Кузьма в Волково мужик не единственный, но еще две семьи тоже мужским обществом не богаты. Незвана вздохнула:

– Перевелись мужики на Руси, что ли?

Вообще она оказалась бабой доброй и толковой, только ей не понять, как можно чего-то не уметь. А еще просто некогда возиться с такой бестолочью, как я. Это я поняла сразу, потому по возможности к бабе не приставала, почему-то стесняясь. Кое-чему меня научила Жаля, научила мимоходом, но в основном пришлось осваивать жизненно необходимые умения самой.

В следующие дни я старательно изображала из себя деревенскую бабу, пытаясь успеть все и ничего не успевая. Как они умудрялись жить в таких нечеловеческих условиях?