Ледовое побоище

– А почему петь можно, а летать нельзя?

По заблестевшим у Чекана глазам я поняла, что предложенный выход ему понравился.

– Ну и голова у тебя, Настька.

– Естественно.

– Чего?

– Проехали.

– Куда?

– Вперед в светлое будущее.

Хорошо, что рядом не было Вятича, иначе получила бы разнос за словесную самодеятельность. Вот понимала же, что нельзя так разговаривать, а язык срабатывал раньше, чем мозги.

Ночью мне снился Чекан, летящий во главе косяка верблюдов и орущий: «Весной споем!» Кажется, я орала в ответ: «Только АВВА!»

Лично мне не нравились явно подпортившиеся отношения братьев-князей. Помня их боевую дружбу, я дивилась нынешней прохладе. Неужели это из‑за власти? Два Ярославича, два брата не только кровных, но и боевых, что иногда бывает куда серьезней. В Сарае держались если не враждебно, то уж отчужденно. Смотреть было горько, хотелось крикнуть: «Что же вы?!»

Я убеждена, что если этот мир придумал Господь, то дьявол изобрел власть в нем. И не огонь с водой или медные трубы самое страшное, а вот эта возможность властвовать над другими, возможность, за которую отдают свои души даже самые сильные и мудрые. Искушение властью самое сильное искушение в жизни. Обидно, если князь Александр его не выдержит.

А такая опасность была, ведь, войдя в доверие к Батыю, князь мог получить ярлык на всю Русь в обход законного дяди князя Святослава Всеволодовича, и кто знает, как повернуло бы… Невский и так был самой значительной фигурой в Северной Руси (а в Южной – Даниил Галицкий), а возможность подмять под себя еще и растерзанный Киев ставила его на недосягаемую для остальных высоту. Как же хотелось, чтобы князь просто вернулся в Новгород, словно именно этот строгий город мог оградить нашего Ярославича от мирских соблазнов!

Хотелось вернуться, но пока приходилось ждать вызова к Батыю, а потом и вовсе неизвестно чего.

Через день Чекан, зачем-то загибая пальцы, пересказывал, что именно у «этих безбожных» не так. Получалось много.

Одеты все одинаково, что мужчины, что женщины, сразу не поймешь, кто перед тобой.

– Как же ты понял?

– Ха! У них бабы работают! Нет, правда, все бабы делают, и кибитки ставят, и поклажу грузят, и кизяки таскают, и детей рожают…

– Так детей и у нас тоже бабы.

Чекан махнул рукой, от потрясения, которое испытал в этом необычном городе не городе, было не до смеха.

– А мужики слабые, ежели его с коняки ссадить, так совсем хилый. Занимаются только тем, что воюют, охотятся и коней мучают.

– С чего ты взял, что мучают?

– Ага, жилы ему режут и кровь пьют. – Заметив, что многих едва не вывернуло от такого сообщения, он стал рассказывать о другом, да тоже не слишком приятном: – И топят кизяками.

– Чем? – поинтересовался впервые столкнувшийся со степняками Еремей.

– Говном сушеным. Подбирают по степи, сушат и жгут!

– Вонять же будет!

Чекан лишь руками развел, как бы смущаясь, мол, я же говорил…

– Это не город, это пока ставка, город будет после, когда для хана дворец построят. Слышь, Александр Ярославич, у них и бабы в седлах сидят не хуже мужиков. Может, потому конница такая большая?

– Я не слышал, чтобы кто-то их в бою видел.

Чекан вздохнул:

– Может, дело не доходит…

Вообще, рот у Чекана не закрывался все первые дни, он делился и делился впечатлениями, столь необычной и временами неприемлемой казалась жизнь в Орде. Бедолага маялся, увидев, сколько на невольничьем рынке красивых необычной восточной красотой женщин, а еще какие красивые побрякушки можно купить задешево. Вот бы привезти своей Свитанке, небось сразу перестала бы смотреть свысока. Я слышала, как князь приказал купить для Чекана несколько украшений поярче, только пока ему самому не говорить.

Потрясение бедолага испытал, когда понял, что женщины, которые стайками стояли, кутаясь в накидки на ледяном ветру, были просто-напросто продажными, их любовь не так уж дорого ценилась. Но не стоимость отпугнула Чекана, любовь за деньги показалась бедолаге совершенным преступлением. Ну, за подарки еще куда ни шло, женское сердце от подарков тает, как и сопротивление, но чтоб за монеты, да еще и не себе, а вон тому противному жирному уроду с торчащей вперед бороденкой в засаленном халате?! От понимания неправедности местной жизни (хотя ему объясняли, что это вовсе не признак именно Сарая, везде в торговых городах так) Чекан чуть не полез рвать за грудки сутенера, пришлось напомнить строгий приказ князя ни в какие разговоры не вступать, и уж тем более своих порядков не наводить.

Середа, узнав о ярости Чекана, возмущался, мол, давно говорил, что эту балаболку нельзя брать с собой. Все вопросы были сняты, как только Чекан своими глазами увидел, как казнили чужестранца, нарушившего какое-то правило.

– Чего это? Это вот за то, что за кусты не убежал, а за юртой помочился?! Ну…

У него не нашлось слов, чтобы выразить свое возмущение, но, встретившись с жестким взглядом князя, Чекан как‑то сразу осел и только со вздохом пожал плечами:

– Чего ж… нельзя так нельзя… Мы ж тоже не позволили бы…

А что именно не позволили, не придумал.