— Ошибаешься. Выпьете со мной? — Друсс заказал еще пива. — Он сделал это для того, чтобы такие, как ты, разнесли весть об этом повсюду. Погоди! Пойми меня правильно, — сказал Друсс, увидев гнев на лице юноши. — Я не порицаю тебя за то, что ты об этом рассказываешь. Такие слухи расходятся быстро, это неизбежно. Но Ульрик — хитрый вояка. Положим, он взял бы город и поступил бы с его защитниками благородно — тогда и другие города оказали бы ему такое же сопротивление. А так он посеял повсюду страх.
Страх же — хороший союзник.
— Можно подумать, ты им восхищаешься! — сказал другой человек, пониже, с лихо закрученными светлыми усами.
— Так и есть, — улыбнулся Друсс. — Ульрик — один из величайших полководцев наших дней. Кому еще за последнее тысячелетие удавалось объединить надиров? Да еще так просто.
Надирские племена испокон веку сражались между собой — потому им никак и не удавалось стать едиными. Ульрик распорядился своим племенем Волчьей Головы по-иному. Всем соседям, которых он завоевывал, он предлагал выбор: присоединиться к нему или умереть. Многие выбрали смерть, но избравших жизнь оказалось куда больше. И войско Ульрика стало расти. Каждое племя, вошедшее в него, придерживается своих обычаев, и обычаи эти уважаются. К такому человеку нельзя относиться легкомысленно.
— Он неверный пес! — откликнулся кто-то из другой кучки беседующих. — Он подписал с нами договор, а теперь собирается его нарушить.
— Я не защищаю его нравственных устоев, — мирно ответил Друсс. — Просто говорю, что он хороший полководец.
Его воины боготворят его.
— Не нравятся мне твои речи, старик, — сказал высокий.
— Вон как? А ты сам не из солдат ли?
Парень замялся, взглянул на своего товарища и пожал плечами.
— Это не важно, кто я.
— Дезертир небось?
— Я сказал — это не важно, старик! — взорвался юноша.
— Небось все вы тут дезертиры? — спросил Друсс, облокотясь на стойку и окинув взглядом тридцать или около того человек, бывших в таверне.
— Не все, — вышел вперед молодой человек, высокий и стройный, с заплетенными в косу темными волосами под бронзовым шлемом. — Но и тех, кто дезертировал, тоже нельзя Упрекать.
— Брось, Пинар, — проворчал кто-то. — Сколько можно талдычить об этом.
— Нет, я скажу. Наш ган — свинья. И хуже того — он никуда не годится. Но вы, разбегаясь, лишаете своих товарищей последней надежды.
— У них и так никакой надежды нет, — сказал светлоусый. — Будь у них хоть капля разума, они ушли бы с нами.
— Нельзя думать только о себе, Дориан, — мягко сказал Пинар. — Когда начнется битва, гану Оррину придется забыть о своих дурацких правилах. Все будут слишком заняты, чтобы блюсти их.
— Я и теперь сыт ими по горло. Доспехи, которые надо чистить до блеска. Парады ни свет ни заря. Бесконечные марши. Полуночные проверки. Взыскания за небрежно отданную честь, нерасчесанные плюмажи, разговоры после тушения огней. Он не в своем уме.
— Если тебя поймают, ты будешь повешен, — сказал Пинар.
— Он не посмеет послать кого-то в погоню за нами. Те, кого он пошлет, тоже разбегутся. Я бросил свою усадьбу, жену и двух дочек и пришел в Дрос-Дельнох драться с надирами. А не для того, чтобы драить доспехи.
— Что ж, иди, приятель. Надеюсь только, ты не будешь жалеть об этом всю жизнь.
— Я уже жалею — но решения своего не изменю. Пойду на юг к Хитроплету. Вот настоящий солдат!
— Жив ли еще князь Дельнар? — спросил Друсс.
Пинар рассеянно кивнул.
— Сколько человек осталось на своих постах?
— Что? — встрепенулся Пинар, поняв, что Друсс обращается к нему.
— Сколько человек еще осталось в Дельнохе?
— А тебе-то что?
— Я спрашиваю потому, что направляюсь туда.
— Зачем?
— Потому что меня попросили об этом, паренек. А я за свои годы, такие долгие, что и счет им потерял, ни разу еще не отвергал просьбы друга.
— И этот друг вызвал тебя в Дрос-Дельнох? В своем ли он уме? Нам нужны солдаты, лучники, копейщики, воины. Мне теперь не до почтения, старик, шел бы ты лучше домой. Седобородых старцев там не надо.
— Говоришь ты прямо, парень, — угрюмо улыбнулся Друсс, — но мозги у тебя помещаются в штанах. Я машу топором вдвое дольше, чем ты прожил на свете, и мои враги давно мертвы — или жалеют о том, что выжили. — Глаза Друсса сверкнули, и он ближе подступил к молодому воину. — Когда ты беспрестанно воюешь сорок пять лет, нужна кое-какая сноровка, чтобы остаться в живых. У тебя, парень, еще молоко на губах не обсохло, и для меня ты безусый юнец. На боку у тебя висит красивый меч, но если я захочу, то убью тебя, даже не вспотев.
В комнате настала тишина, и все заметили, что у Пинара на лбу проступила испарина.
— Кто пригласил вас в Дрос-Дельнох? — спросил наконец юноша.
— Князь Дельнар.
— Вот оно что... Но ведь князь болен. Быть может, ваша рука и правда еще сильна, и я для вас, конечно, безусый юнец. Но знайте: в Дрос-Дельнохе командует ган Оррин, а он не позволит вам остаться, что бы там ни говорил князь. Я уверен, что сердце у вас отважное, и сожалею, что проявил неуважение. Но вы в слишком преклонных годах, чтобы воевать.