Легенда

— Я понял, куда ты клонишь, старче. Этот самый калека — Карнак Одноглазый, так? Тогда я, само собой, поставил бы на него. Но много ли в Дрос-Дельнохе таких Карнаков?

— Кто знает? И Карнак когда-то был безвестен. Имя себе он составил на кровавом ратном поле. Прежде чем Дрос-Дельнох падет, он подарит нам много героев.

— Так ты признаешь, что Дрос обречен? — торжествующе усмехнулся Лучник. — Ну, наконец-то.

— Будь ты проклят, парень! Нечего говорить за меня, — огрызнулся Друсс. «Где ты, Зибен, старый друг, — подумал он. — Как бы мне теперь пригодились твое красноречие и острый ум».

— Тогда не делай из меня дурака. Признайся, что Дрос обречен.

— Ты сам сказал — это и кривому видно. Но я, парень, плевать хотел на это. Пока меня не повалят окончательно, я буду надеяться на победу. А боги войны переменчивы. Ну а ты какого мнения обо всем этом?

Лучник улыбнулся и снова наполнил кубки. Некоторое время он молчал, наслаждаясь вином и неловким положением старика.

— Так как же? — спросил Друсс.

— Ну, вот мы и добрались до сути.

— До какой сути? — Друссу стало не по себе под беззастенчивым взглядом атамана.

— До причины твоего прихода в мой лес, — с открытой, дружеской улыбкой сказал Лучник. — Полно тебе, Друсс. Я слишком тебя уважаю, чтобы тянуть волынку дальше. Тебе нужны мои люди для твоего безумного дела. Я говорю «нет» — но ты пей.

— Неужто меня так легко раскусить?

— Если Друсс-Легенда разгуливает по Скултику накануне конца времен, ясно, что он пришел туда не за желудями.

— Значит, это все, чего ты хочешь от жизни? Ты спишь в плетеном шалаше и ешь, когда тебе попадается дичь — а когда не попадается, голодаешь. Зимой ты мерзнешь, летом тебе под одежду забираются муравьи, и вши тебя грызут. Ты не создан для такой жизни.

— Никто из нас не создан для жизни, старый конь. Это жизнь создана для нас. Мы проживаем ее и уходим. Я не отдам свою жизнь ради твоего кровавого безумства. Предоставляю геройствовать таким, как ты. Ты свои годы потратил на то, чтобы переходить из одной жалкой войны в другую. И что от этого изменилось? Думал ли ты о том, что, не победи ты вентрийцев при Скельне пятнадцать лет назад, мы вошли бы в могущественную империю — и пусть бы о надирах болела голова у нее.

— Свобода стоит того, чтобы за нее драться.

— О какой свободе ты говоришь? У души ее никто не отнимет.

— Ну а свобода от иноземной власти?

— Такую свободу мы ценим лишь тогда, когда она оказывается под угрозой, — стало быть, цена ее не столь высока.

Нам бы спасибо сказать надирам за то, что они повысили цену нашей свободы.

— Будь ты проклят. Ты запутал меня своими хитрыми словами. Ты точно дренанские краснобаи — в них тоже треску, как в больной корове. Не говори мне, что я потратил жизнь зря, — я этого не потерплю! Я любил хорошую женщину и всегда был верен своим заветам. Я никогда не совершил ничего постыдного или жестокого.

— Но, Друсс, не все же такие, как ты. Я не оспариваю твоих взглядов — не пытайся только навязать их мне. У меня нет никаких устоев, и они мне ни к чему. Хорош был бы из меня разбойник с высоконравственными устоями.

— Почему же ты тогда не позволил Йораку меня пристрелить?

— Я же сказал — это нечестно. И не в моем стиле. Но в другой раз, когда я озябну или буду в дурном настроении...

— Ты дворянин, верно? Богатый мальчик, играющий в разбойников. С чего я, собственно, сижу здесь и точу с тобой лясы?

— С того, что тебе нужны мои лучники.

— Нет. Я уже отказался от этой затеи. — Друсс подставил разбойнику кубок, и тот наполнил его с прежней насмешливой улыбкой.

— Отказался? Как бы не так. Сейчас я скажу тебе, что ты будешь делать. Ты поторгуешься со мной еще немного, предложишь мне награду и помилование за мои преступления — а если я откажусь, ты убьешь меня и предложишь то же самое моим людям.

Друсс был потрясен, но не показал виду.

— Может, ты и по руке читать умеешь? — спросил он, попивая свое вино.

— Ты слишком честен, Друсс. И мне это нравится. Поэтому я скажу тебе прямо, что позади нас в кустах сидит Йорак со стрелой наготове.

— Значит, я проиграл. И твои лучники останутся при тебе.

— Э-э, любезный, не ожидал я, что Друсс-Легенда так легко сдастся. Выкладывай свое предложение.

— Нет у меня времени в игры с тобой играть. Был у меня друг, такой же, как ты, — Зибен-Бард. Он тоже умел молоть языком и мог убедить тебя в том, что море — это песок. Мне никогда не удавалось его переспорить. Он тоже говорил, что не имеет никаких устоев, — и лгал, как и ты.

— Но это он сотворил легенду и сделал тебя бессмертным, — мягко заметил Лучник.

— Да. — Друсс перенесся мыслью в давно прошедшие годы.

— Ты правда прошел весь свет в поисках своей женщины?

— Да, это как раз правда. Мы с ней поженились совсем юными. Потом работорговец по имени Хариб Ка налетел на нашу деревню и продал мою жену восточному купцу. Меня в это время не было дома — я работал в лесу. И я пошел за ними следом. Мне понадобилось семь лет, чтобы найти ее, — она жила с другим мужчиной.

— И что же с ним сталось?

— Он умер.

— А она вернулась с тобой в Скодию?

— Да. Она любила меня. По-настоящему.