Легенда

с крохотной жалобной лампочкой впереди, которое

грустно звякает «динь-динь», жужжит, катится, а внут-

ри так набито людьми, что не продохнуть, не пошевель-

нуться, только поскрипывает крыша. Героические

иркутские кондуктора дают сигнал с помощью верев-

ки и кричат:

— Оплачивайте! Приготовьтесь на выход!

Линия была длинная-предлинная, она тянулась че-

рез весь город. Я сошел там, где сходило больше всего

людей, то есть меня опять вынесли. В витрине висела

«Восточно-Сибирская правда», и там я кстати прочел,

что в недалеком будущем «Иркутск украсится трол-

лейбусом». Страница газеты была посвящена молодым

строителям телецентра. «В мире чудес» называлась за-

метка о телевидении. Мне было так странно: здесь

это — еще чудо будущего. И вдруг я впервые ясно

ощутил, понял, как много еще дел в стране и сколько

есть еще городов вообще без трамвая и всего того, к че-

му давно привыкли в Москве. Трамвай — мелочь, про-

44

сто он натолкнул меня на эти мысли, и я с удивлением

как бы остановился и посмотрел вокруг другими гла-

зами…

Текла обычная жизнь улиц, но мне все казалось

новым, особым. Я хотел понять этот незнакомый город

и его людей. Вот они живут далеко в Сибири… Чем

они живут? Куда они идут? У всех заботы или просто

гуляют? Мороженое на углах; толкучка у киоска с

водой; рыбьи хвосты шевелятся в кошелке у старуш-

ки — странные рыбы. Я вспоминаю, что видел такие

на рисунках. Стерлядь! По мостовой едет не спеша

извозчик — самый настоящий, живой. Неплохой книж-

ный магазин — заперт еще на замок; а на витрине

«Мартин Иден»; в Москве его не достанешь… Носятся

пыльные, обшарпанные такси — «Победы»; надписей

«Переход» нет, переходи себе где вздумается.

Дома — самые разные, каждый живой и со своим

характером. Нет плоских монументальных фасадных

рядов. Дома, вероятно, строились в разные времена, в

разных стилях, промежутки между ними заполняли

павильончики, плющ, а в общем вышло что-то очень

теплое и уютное. Каждая улица — как книжная полка

в библиотеке. Там стоят новенькие, пахнущие краской,

с хрустящими страницами тома — и рядом какая-ни-

будь брошюрка, какой-нибудь заслуженный, подклеен-

ный, доживающий свой век «Монте-Кристо».

Были новые громадные жилые дома, был старин-

ный театр и величественное, с колоннадой Управление

Восточно-Сибирской железной дороги. А стоило

свернуть вбок — и уже теснились деревянные срубы из

могучих бревен, темно-коричневые домики с белыми

ставнями, с воротами из тех же могучих бревен и таб-

личками «Во дворе злые собаки». Мне казалось, что я

попадаю в мир пьес Островского. И вдруг тут же, рядом,

оказывается современный, шумный, заасфальтирован-

45

ный двор с детской площадкой, волейболом — совсем

как в Москве. Только перед свежим, новым зданием,

заваленный известковыми бочками и лесами, еще тор-

чал приземистый купеческий лабаз с ржавыми гоф-

рированными шторами, старинным замком и совре-

менной вывеской «Универмаг».

Чудилось, что дома борются. Старые и маленькие,

почерневшие, со злыми собаками, хотели сидеть тихо

в своих мирных углах; они выращивали капусту и вы-

возили ее на базар. Но приходили новые, веселые; они

становились там, где им хотелось,— молодые, уверен-

ные, не всегда и замечающие, как по-волчьи зло то-

порщит современный лабаз свои кривые железные

шторы, как деревянные срубы толпой торопятся прочь,

в кусты, под листья, гневно сверкают заплывшими

крохотными оконцами: их покой нарушили, какой

ужас! Караул!

ГЕНИАЛЬНЫЙ ЧИСТИЛЬЩИК

Так бродя, я наткнулся на чистильщика. Он распо-

ложился у каменной ограды в уютном, затененном

местечке. Вдоль ограды молча, неподвижно сидели

несколько толстых, ленивых мужчин и рассматривали

прохожих, изредка тихо переговариваясь. Мои ботин-

ки запылились и вытерлись чуть не добела. Я нереши-

тельно остановился.

Чистильщик молча, жестом фокусника метнул мне

табуретку.

Я сел, и толстяки принялись осматривать меня с

головы до ног.

Не знаю, где, у кого он учился, но такого виртуоза,

такого чудо-чистильщика я еще не видывал. Руки у

него мелькали быстро-быстро, будто растворились в

воздухе, только слышалось жужжание щеток; так

46

жужжит вентилятор. У чистильщика мелькали кисточ-

ки, коробки, черные шарики, камушки, тряпочки.

Щетки у него были пяти или шести сортов. Он под-

брасывал щетку правой рукой, брал коробочку, а в это

время ловил щетку левой рукой, посылал ее под коле-

но, а в воздух уже летела бархотка…

Я просто онемел, а толстяки смотрели придирчиво,

с видом знатоков и ценителей. Я понял, что это чи-

стильщик-талант, чистильщик-знаменитость и возле не-

го, как артиста, собираются любители и болельщики.

Изредка кто-нибудь взволнованно вздыхал и подзадо-

ривал :

— Серега, а ну, махни!

Под шквалом щеток я был жертвой, подопытным,

ассистентом фокусника. Время от времени Серега не-

понятным способом извлекал из своего ящика длинную

трещотку-руладу: «Трр-р-ра, трр-то!» И это означало:

переменить ногу.

Чистка длилась невыносимо долго; я вспотел и за-

был обо всем на свете. Мои старые, истрепанные бо-

тинки засияли, как зеркало; исчезли трещины, мор-

щины; в ботинки смотрелось солнце, и по ним пробе-

гали тучи.

Наконец раздалась протяжная, особенно замысло-