Легенда

Наши развлечения? У Лешки есть замусоленные, чуть живые карты, и мы часами дуемся вшестером в дурака.

Глухонемая тетка продавала по вагону самодельные открытки. Она предлагала их из-под полы и только мужчинам. Из соседнего купе заглянула бабка и тоже хотела посмотреть. Ух, как зарычала на нее глухонемая — дескать, не суй нос не в свое дело! Потому что на открытках полуголые женщины, какие-то не наши, иностранные типы, в картинных позах и с подписями: «Жди миня, и я вернус и как солнце появлюс», «Верность и любовь я свято бирегу».

И тогда меня стала мучить тоска.

Юна, наверно, уже ходит на консультации. Скоро у нее экзамены. А что ждет меня?

Наш вагон общий, по железнодорожной терминологии – «веселый»

До сих пор не понимаю, как я отважился вот так сесть в поезд, выехать, не имея знакомых, не имея понятия, что я буду делать в Сибири и нужен ли я вообще кому-нибудь. Может, я сделал это потому, что плакала мать и умоляла устроиться рабочим в артели детских игрушек: «Как раз требуются, а это и близко и удобно. Будешь работать, как все люди».

Как все люди? Это значит: приносить домой получку, ходить по субботам в кино, а по воскресеньям играть во дворе в домино или строить клетушку для поросенка и наконец жениться, по возможности на портнихе. В шестом классе мы мечтали о дальних морях…

Юна! Юнка… А что я могу сказать?

Поезд идет так быстро, так трясет, что писать почти невозможно.

ИЗ СЕДИНЫ МИНУВШИХ ДНЕЙ

Нас было трое: Саша, Виктор и я.

В школе нас называли «три мушкетера» и «три

танкиста», но последнее мы отвергали, потому что

только Виктор с первого класса рисовал в тетрадках

танки. Саша рисовал самолеты, а я — корабли.

Если один из нас «заболевал» чем-то, остальные

следовали за ним. Отец подарил Вите фотоаппарат, и

мы все трое стали фотографами. Саша смастерил детек-

торный приемник — и наши карманы наполнились

лампами, конденсаторами и проводами. Я завел кро-

ликов — и в один прекрасный день Витькина мама об-

наружила под роялем капусту, траву и крольчат в ко-

робке из-под радиолы, за что Витьке тогда влетело

ой-ой!

Витька смотрел кино «Молодая гвардия» шесть раз,

я — девять, Сашка — пятнадцать. До восьмого класса

мы были грозой девчонок, а в девятом все трое влюби-

8

лись в Юнку. На почве ревности между Виктором и

Сашей произошла драка — и с этого времени наша

дружба стала меркнуть.

Нет, дело тут было не в Юнке, а в чем-то другом.

Например, комсомол.

Мы вступали в комсомол вместе, все трое волнова-

лись ужасно, и Витька заявил, что это первый наш по-

настоящему важный шаг: будучи комсомольцем, в

жизни теперь легче продвинешься и большего достиг-

нешь, чем какой-то «несоюзный». С этого все и нача-

лось. Что значит продвинуться? И во имя чего вообще

существуем мы? Мы спорили вечера напролет, забыв

об уроках.

Сашка говорил, что, если понадобится быть таким,

как Александр Матросов, он будет им, потому что сло-

во «родина» для него святое слово. Витька ехидно спро-

сил: а когда же родина даст ему новую квартиру? По-

тому что Сашка с отцом жили в старом, готовом зава-

литься доме, в тесной комнатушке с прогнившим по-

лом. Им все обещали, обещали — и не переселяли.

Саша был самый высокий из нас, несуразный, рань-

ше всех начал говорить баском; в поступках своих —

очень прямолинейный. Задумав что-то, он долбил до

конца, пока не добивался своего. Это он, единственный

из нас, стал фотографировать с профессиональным уме-

нием; стал коротковолновиком и получал открытки от

радиолюбителей со всего света. Его отец работал на

Тормозном заводе, и Саша часто ходил к нему вытачи-

вать нужные детали, сам сделал себе тиски и оборудо-

вал в кладовке мастерскую.

Туда к нему всегда приятно было зайти: в тесной

клетушке под лестницей, в полутьме,— вороха желез-

ных пластинок, гайки, провода, запах кислоты, распо-

трошенный соседский приемник на верстаке, остано-

вившиеся часы с кукушкой, линза для телевизора,

9

опилки… Сесть и повернуться негде,— а в крохотное

оконце виден кусочек неба и соседний брандмауэр с

голубями.

Тут мы и собирались для споров. У меня негде бы-

ло. У родителей Виктора хоть и была большая кварти-

ра, и дача за городом, и они отвели Витьке даже от-

дельный «кабинет», но там почему-то нам бывало не-

уютно. А здесь мы могли кричать, не стесняясь, спо-

рить до хрипоты; Сашка одновременно мастерил, в

остервенении паял не то, что нужно и не туда, швырял

паяльник и махал кулаками.

Он больше брал чувством и ругался. Витька дони-

мал его жизненными примерами и доводами. Я пооче-

редно становился на ту или другую сторону.

Витька стал называть Сашку «патриот без шта-

нов»; тот отвечал более зло: «крыса без родины».

А после того как Витька очень нехорошо, цинично

отозвался о Юне и Саша разбил о его голову драгоцен-

ную телевизорную линзу, они открыто возненавидели

друг друга и при встречах только тем и занимались,

что кололи один другого едкими насмешками.

Мы с Витькой увлеклись коллекционированием ста-

рых монет — Саша к нам не примкнул. У него завелись

новые друзья, из заводских ребят. Саша и меня не звал

к себе. Может, потому, что перед экзаменами вообще