Читаем Легенда полностью

голая железная кровать. Мы с Петькой присмирели и

старались не смотреть в угол. После Захарыча остались

только пустой чемодан, бритвенный прибор и недочи-

танная библиотечная книга «Искатели».

Нужно сказать, что все происшедшее я впервые осо-

знал только через несколько дней.

Шел со смены, уставший, взмыленный, сел отдох-

нуть в траве, на склоне у деревянной лестницы. Свети-

ло красное закатное солнце; спешили домой кучки ра-

бочих; урчали, ворочались внизу самосвалы. Пахло

пылью, железом; стройка шумела и звенела, как все-

гда. Я засмотрелся и задумался.

Захарыч… Человек… Он растворился в жизни весь,

без остатка. Он ничего не нажил и не оставил никакого

барахла. Водил в революцию броневик, строил заводы,

возил снаряды под Ленинградом, валил кубы в Анга-

ру — этому он отдал всего себя.

Внизу подо мной течет в новом русле река, стоят

197


стены,— как узнать, как выделить, что сделал тут

Захар Захарыч? И, тем не менее, тут дело рук его,

тут!

Его памятники по всей стране — всюду-всюду! —

безымянные, огромные, живые. Что холмик в сопках?

Простая условность! Захар Захарыч не там, он весь це-

ликом в гуле и движении мира.

Смогу ли я быть таким? Вот Миша Ольхонский,

Леонид-сибиряк или — вспомнились! — Дима Стрепе-

тов, Иван Бугай и Васек — они, пожалуй, будут.

А Гришка-жадюга? А Лешка — добродушный вор? Ка-

кой памятник останется после него? Стопка ворован-

ных стаканов и колода карт… А Витька, нашедший

«в нашей жизни клад»?..


ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ


Путник, проезжающий через станцию, турист-путе-

шественник или художник, если ты будешь смотреть

когда-нибудь Иркутскую ГЭС, ехать в поезде на ее энер-

гии или читать книгу при ее свете, ты знай, что эти се-

рые стены, эти быки и водосливы, ставшие поперек Ан-

гары и поднявшие ее на тридцать метров, сделаны на-

ми, бетонщиками, вот этими нашими руками.

Ленька-сибиряк копал землю и строил опалубку для

них, Кубышкин скручивал арматуру, Петька-фото-

граф тащил свет, а Захар Захарыч возил щебенку;

крепкие и веселые девушки наши укладывали бетон, и

Тоня поливала его из шланга, а Даша заботливо уку-

тывала брезентом.

Мы мучились от жары и жажды летом и замерзали

зимой, мы жгли по ночам костры, проливали бетон на

эстакаду, делали брак, исправляли, получали знамена,

рассказывали детям легенды. Нам хотелось яблок, и у

нас болели руки.

198


Это была наша жизнь. Я говорю — наша, потому

что стал настоящим строителем и не представляю себя

другим.

Станция вступает в строй, и мы сворачиваем по

житки. Рыжий Николай взвалит на плечо свои склад-

ные стулья, Валя заберет Вовку из детского сада — и

мы уедем. Вот так. Я как выехал из дому в дальнюю

дорогу, так и еду, еду…

Наш паровоз, вперед лети…


Может, мы направимся на Братскую ГЭС, где мои

далекие Дима Стрепетов, Иван Бугай и Васек натянули

палатки, валят сосны и таскают бревна — язык на пле-

чо. Там еще нет бетонных работ. Они будут, когда при-

едем мы.

Мы еще встретимся, Димка! Мы еще вместе будем

учиться, Иван, в институте — береги свои учебники.

У меня нет ваших адресов, только фамилии, но я твер-

до верю, что мы встретимся, потому что дороги строи-

телей пересекаются.

Вот с тобой, Витька, мы, пожалуй, не встретимся…

Если ты и закончишь свой торговый техникум, ты ведь

все равно не приедешь сюда: ты по блату устроишься в

столице. И ты всю жизнь проживешь волком, так ни-

когда и не узнаешь, бывает ли на свете настоящая

жизнь. Эх, дивно мне и обидно: что же с тобой случи-

лось, кто тебя сделал таким? Откуда столько гадости,

столько трусов? Болван ты, Витька, ой, болван же ты

какой… и враг!

Да, я теперь вижу, что мы с тобой стали врагами.

Я не мог писать тебе, мне было очень трудно. Но твое

первое присланное сюда письмо камнем легло мне на

сердце. Ты не жди меня в своем любопытном лесу; и

мама твоя не дождется кедровой шишки. Я не могу те-

бе ответить одним словом, я написал записки. Они —

199


со всей правдой, со всей искренностью и болью — ответ

тебе. А если кто-либо расценит эти записки как вызов,

то и тут он не ошибется. Да, готовься!

Мы будем вас уничтожать. Все в мире только начи-

нается! Нам много еще предстоит в жизни борьбы. На-

ше поколение только вступает в нее.

Мы принимаем эстафету от Захара Захарыча. Слы-

шите вы, строители собственных дач! Слышите, хлю-

пики, впадающие в панику перед лужами!

Да, пожалуй, я понемногу становлюсь зрелым, по-

тому что начинаю кое-что понимать… Наверно, зрелы-

ми люди становятся тогда, когда понюхают пороху в

жизни. Жизнь! Нет, она не принадлежит вам, клопы и

трусы! Жизнь принадлежит людям, которые строят не

только свое собственное благополучие. Они — соль и

гордость земли. Без них вы пропали бы в двадцать че-

тыре часа, и они же вас сметут метлой! У них солнеч-

ные сердца, а руки — ох, и крепкие, мускулистые, в

кровавых мозолях! Эти руки сумеют построить удиви-

тельную жизнь, и ее приход никто, ничто, никогда не

остановит!



В ДОРОГЕ


Не засиживаться! Ведь дома ждет стирка, а если

мой фотограф загулялся, то и обед. Я торопливо заша-

гал к общежитию, но кто-то окликнул:

— Ахо! Старый знакомый! Как жизнь молодая?

Первыми бросились в глаза золотые зубы. Мой

«рвач» был в новеньком, с иголочки, шевиотовом ко-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза