Легенда

Теперь составим акт. «О приведении пассажирского ва-

гона поезда в антисанитарное состояние».

Он сказал это торжественно, смакуя такое внуши-

тельное определение.

— Да. Штрафа вам не миновать, это уж как пить

дать.

Я растерялся. Дядя Костя спокойно стал что-то ца-

рапать на листе.

— А ну-ка, прикрой дверь. Вот что, генералы, не

будем поднимать шум. Я ничего не видел, а кто ви-

дел, не его дело. Давай на чекушку и иди с богом. Ну?

Я, краснея, почти машинально отдал ему пятна-

дцать рублей и ушел, словно облитый ведром холодной

воды. Вот тебе и дядя Костя!..

Теперь еще недоставало, чтобы Бугая и Стрепето-

ва арестовали за драку в ресторане и ссадили с поезда,

30

Я бросился в ресторан, и в моем уме уже рисовались

битые стекла, звон посуды и перевернутые столы.

К удивлению, в вагоне-ресторане было тихо. В углу

сидели за столиком улыбающийся, лоснящийся Лешка,

мои замечательные Димка Стрепетов и Иван Бугай и

вместе… выпивали.

Напротив них, на краешке стула, настороженно си-

дел тип в расстегнутой рубахе и с устрашающей татуи-

ровкой на руках: могила, крест, пистолет, якорь и

надпись: «Не забуду мать родную». Между ними про-

исходил следующий разговор:

— Ты, подлюга, свистнул часы?

— Нет, не я.

— Врешь!

— Не я, говорю тебе!

— А ты жулик?

— Жулик.

— Зачем?

— Допустим, мне так интересно. А что из этого?

— Тогда рассказывай нам свою жизнь!

— На сухую не идет. Ставьте пятьсот — расскажу.

Стали торговаться, дошли до ста пятидесяти. Сло-

жились по три рубля и заказали собеседнику водки да

заодно и себе пива. Меня схватили в восемь рук и так

любезно усаживали, что повалили на стол. Я их звал,

тащил и едва вырвался сам.

С тяжелым сердцем я вернулся к спящему Ваську,

а ребята остались слушать жуликову жизнь. Возврати-

лись они поздно, когда закрыли ресторан и выпрово-

дили их. Относительно трезвым был Бугай.

— Ну, так что вам рассказал товарищ?

— А, Толька, не язви. Дрянь, ух, дрянь какая!

— Чего же вы сидели?

— Надо было Васьковы деньги выудить.

— Выудили?

31

— Да.

— Где же они?

— Пропили.

Он бухнулся на свой кожух и долго не спал, лежал,

уставясь в потолок, и думал о чем-то длинном и тягу-

чем, как наша дорога.

А поезд все стучит и несется, несется на восток.

И теперь уже по сторонам расстилается тайга.

Опять торчат с полок разнокалиберные ноги. Теперь

разница с Москвой во времени уже пять часов.

Сейчас в Большом театре начинается спектакль; бур-

лит, ловит билетики толпа у «Центрального». И нет

мне туда возврата, и нет возврата Димке в Новосибирск

или на станцию Тайга…

Я не сказал, куда мы едем. Мы едем на Братскую

ГЭС.

ЧТО СЛАЩЕ: ХРЕН ИЛИ РЕДЬКА?

Утром ребята сложились по десятке, по две и засу-

нули Ваську в пиджачок, пока он спал. Но после вче-

рашнего у Васька болит голова; встал он скучный, рас-

трепанный, приуныл. Дима Стрепетов снова ушел в

тамбур и стоит там уже целый час у открытой двери.

Бугай, злой, неспокойный, достал «Физику», третью

часть, вертит мощным затылком и заставляет себя чи-

тать. Один пузырь Лешка улыбается как ни в чем не

бывало, валяется брюхом кверху и напевает песню, ко-

торая нигде не записана,— песню другого мира. Мне

нечего делать, я лежу на своей третьей полке и не спе-

ша записываю за ним слова:

…Я родился на Волге в семье рыбака.

От семьи той следа не осталось.

Хотя мать беспредельно любила меня,

А судьба мне ни к черту досталась.

32

Невзлюбил я в те поры хозяйство водить,

Ни косить, ни пахать, ни портняжить,

А с веселой братвой, по прозванью шпаной,

Научился по миру бродяжить.

Полюбили мы крепко друг друга тогда,

Хоть впервые встречались несмело.

А в одну из ночей пригласили меня

На одно на опасное дело.

Ох, и ночка была, хоть ты выколи глаз!

Вору риск по плечу, как обычай.

Поработали там, ну, не больше как час,

И, как волки, вернулись с добычей.

Пела скрипка привольный дунайский напев,

И баян с переборами лился…

— Мешочек! Мешочек! Мешочек!

Мы все вздрогнули от истерического крика. Гриш-

ка, растерянный, бледный, пританцовывал на своей

полке.

Потом он вдруг кубарем свалился оттуда и вцепил-

ся Лешке в горло:

— Га-ад, ворюга, отдай! Отдай, говорю! Отдай

деньги!

В нашем купе поднялся шум. Любопытные уже за-

глядывали из прохода. Пропал Гришкин мешочек с

деньгами!

— Я тебя зарежу, я тебя зарежу! Отдай…

— Да пош-шел ты! — сказал Лешка, гордо оттал-

кивая его.— Сдался ты мне, гнида!

— Отдай, говорю, отдай. Проводника позову! Ты

выследил, ты знал!

Мы с Иваном растащили их по углам и принялись

за разбор дела. Утром мешочек еще был на месте.

В нем, как утверждает Григорий, полторы тысячи де-

нег. На него невозможно смотреть: трясется, плачет,

расстегивает штаны, показывает обрывок веревочки.

Лешка удивлен и морщится.

3 Продолжение легенды 33

— Да стал бы я руки пачкать о тебя! Кулак ты, су-

рок ты, хорь вонючий! Ну и ищи свою торбу!

— Ворюга! Каторжник. А-а-а…

Минут пятнадцать идет обмен «любезностями».

Гришка ревет и выкрикивает их захлебываясь. Лешка

презирает его и посмеивается. Иван Бугай принялся

искать мешочек. Обшарили Гришкину полку, перево-

рошили все его узелки, обыскали другие полки. Мешо-

чек нашелся за трубой под столиком. Очевидно, он но-

чью оторвался, а когда Григорий сел к столу завтра-