Легенда

Август, ни слова не говоря, идет куда-то в сторону. Я шагаю за ним, не понимая, зачем, да и не желая об этом задумываться – мне достаточно ощущений. Я вновь чувствую себя частью этого мира. Ткань толстовки медленно набухает от воды, кроссовки намокли, по лицу стекают капли, щекочут кожу, я провожу рукой по бровям, чтобы вода не затекала в глаза. Яркий луч фонаря прорезает мглу, Август медленно обводит заросли, удовлетворенно хмыкает и уже уверенно прокладывает путь. Только когда он останавливается, я замечаю на ветке лоскуток светоотражающей ткани, рядом с которым спрятана резиновая лодка. Август вручает мне фонарь, а сам садится в лодку и, неспешно работая веслами, выбирается на глубину. Я подсвечиваю ему с берега, пока он вытягивает сеть и проверяет ее ячеи. Мокрый нейлон блестит в полутьме, кажется, что в ловких пальцах Августа серебряные нити, в них то и дело начинает отчаянно биться что-то живое и упругое.

Наскоро просмотрев сеть, он подгребает к берегу, вручает мне ведро с уловом – озерная рыба вяло дергается на дне, свет играет на золотистой чешуе; я закидываю карасей травой, пока Август прячет в зарослях лодку.

Мы не произносим ни слова. Медленно бредем обратно к машине. Я промок насквозь, замерз до костей, руки и ноги противно дрожат от голода, но чувствую себя намного лучше. Похоже, Август лучше брата знает, что мне нужно. Кирилл следует науке – я понимаю, его так учили. И он во многом прав. Но то, что делает Август – это больше, чем все слова, вместе взятые. Он привык действовать, причем по-своему, и это работает.

В машине я сразу включаю обогрев. Смешанные запахи мокрой одежды, рыбы, травы и озерной воды заполняют салон, искусственные ароматы не способны с ними тягаться.

Август медленно прокладывает путь по темному лесу. Нити дождя, выхваченные светом фар, оплели деревья тонкой сетью. Равномерный шорох дворников убаюкивает, и я, согревшись, задремываю, привалившись головой к стеклу.

Кажется, что прошла всего минута. Мотор глохнет, и наступает тишина. С трудом разлепляю отяжелевшие веки и вижу наш дом. В окнах – чернота.

– Заберем вещи? – Август поворачивается ко мне.

Не хочется заходить внутрь. Слишком свежи воспоминания о том, что там происходило. Но нужно переодеться в сухое, и поэтому киваю.

Мы выходим вместе. Дождь усилился, он громко шумит, веселыми ручейками сбегает с крыши. Я задерживаю дыхание перед тем, как войти. В голове проносится мысль – что же это такое? С каких пор дом на опушке стал вызывать такой страх? И как жить с этим дальше? Пытаюсь успокоить себя, мол, это временно, завтра выглянет солнце и все пройдет, но мало верится в подобный исход. Август зажигает свет во всех комнатах, то ли уловил мое настроение, то ли просто не хочет собираться в потемках.

Я торопливо переодеваюсь, сворачиваю мокрую одежду в ком и запихиваю в пакет. Перебираю вещи, кидаю в рюкзак то, что может понадобиться в ближайшее время. Выходя, невольно застываю перед старым зеркалом. В мутном стекле отражаюсь только я сам, никаких теней или темных силуэтов. Едва сдерживаюсь, чтобы нечаянно не уронить его. Август суеверен, я не раз слышал от него, что разбитое зеркало – к несчастью. Это почему-то не помешало ему притащить осколок старины в наш дом.

– Ничего не забыл? – стоит в дверях, окидывая цепким взглядом комнату.

– Вроде все взял, – сейчас или никогда, и я решаюсь, – Слушай, можешь убрать зеркало? Куда угодно, просто вынеси его за пределы дома.

Август удивленно смотрит на меня:

– Да, раз тебе так хочется.

Интересно, что он подумал в этот момент? Что у меня нервы стали ни к черту? В этом случае я бы с ним согласился. Сам не перестаю поражаться тому, что происходит. Иногда хочется вскричать: «Это вовсе не я! Это что-то другое, оно сидит в моей голове и заставляет чувствовать боль, стыд, вину, страх, ярость… И оно же вычеркнуло из жизни радость, счастье, смех…». Но кто это поймет?

В машине меня снова разморило. Я сижу крайне неудобно, но умудряюсь задремать. За какие-то пять минут привиделся сон – я застрял в невидимых сетях и не могу выпутаться; в руке зажат острый нож, которым вслепую кромсаю воду, но это только усугубляет положение, становится труднее двигаться и дышать; наверное, точно так же чувствуют себя рыбы, угодившие в ловушку, оставленную человеком. Я отчаянно стремлюсь выбраться на поверхность, гибкие нити сильнее опутывают тело; нож выскальзывает и, блеснув на прощание, уходит ко дну. Делаю отчаянный рывок, чтобы схватить его, но сеть впивается в тело, взрезает кожу. Я кричу от бессилия, и все яростнее рвусь наверх, к свету; что-то с силой бьет сбоку, в ужасе отшатываюсь прочь и просыпаюсь, ударившись головой о стекло.

– Почти приехали, – Август еще раз двинул мне кулаком по плечу, не отрывая взгляд от дороги, которая на глазах превращается в скользкую грязь.

Кирилл включил свет на веранде. Старая лампочка разгоняет тьму грязноватым желтым светом. Большего и не нужно. Айзек в свое время установил пару мощных прожекторов, которые никто так ни разу и не использовал после его ухода.