Легенда

— Я устал обследоваться, — продолжал Скотт, не желая вновь погрузиться в неуютную отчужденность молчания. — Я устал от исследований обмена веществ и анализов на содержание протеина; видеть не могу радиоактивный йод и воду с барием. Я сходил с ума от рентгеновских снимков, всех этих лейкоцитов и эритроцитов, и от того, что на шее, как украшение, у меня висел счетчик Гейгера. Боже, по тысяче раз на дню в меня тыкали градусником. Ты не представляешь себе, что это такое. Это хуже инквизиторской пытки. А проку? Ни черта. Они же не нашли ни шиша. Да и никогда ничего не найдут. И за все это, спасибочки, я еще должен им тысячи долларов. Да я…

Скотт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Гнев, вызванный сравнительным пустяком, не только не дал желаемой разрядки, но и еще больше распалил.

— Они не успели закончить обследование, Скотт.

— А счета? Как быть с ними? Ты об этом подумала?

— Я думаю о твоем здоровье, — ответила Лу.

— А кто же из нас раньше постоянно дергался из-за того, что не хватало денег?

— Ты несправедлив ко мне.

— Неужели? Хорошо, ну, для начала, с чего это мы бросили Калифорнию и приехали сюда? Из-за меня? Это я, что ли, решил, что мне надо обязательно войти в дело Марти? Да мне и на старом месте было хорошо. Я не… — Скотт прерывисто вздохнул. — Забудь все, что я сказал. Извини меня, пожалуйста.

И все же я не собираюсь возвращаться в Центр.

— Скотт, ты раздражен, тебя задели. Поэтому-то ты и не хочешь…

— Я не поеду обратно, потому что это бессмысленно, — отрезал он.

Несколько миль они проехали в молчании. Затем Лу сказала:

— Скотт, неужели ты действительно думаешь, что я могла деньги ставить выше твоего здоровья?

Он не ответил.

— Неужели?

— Что говорить об этом, — тихо промолвил Скотт.

[Глава третья] [1]

Утром следующего дня, в субботу, Скотт получил целую пачку бланков из страховой компании; разорвал их на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину. Затем, полный печальных, тягостных мыслей, вышел из дома. Во время долгой прогулки он думал о Боге, создавшем небо и землю в семь дней.

Каждый день Скотт уменьшался на одну седьмую дюйма.

В подвале царила тишина. Масляный обогреватель только что затих, автоматически выключившись. Час назад стихло сопровождаемое звяканьем сопение водяного насоса. Вслушиваясь в тишину, Скотт лежал под крышкой картонной коробки. Он был страшно измотан, и все же ему не спалось. Ведя жизнь животного, но не лишившись человеческого разума, он не умел впадать в глубокий естественный сон зверя.

Паук появился около одиннадцати часов.

Скотт не мог точно знать, что было одиннадцать часов. Просто над головой еще раздавался шум шагов, и он помнил, что Лу обычно ложится спать около полуночи.

Скотт прислушивался к методичному царапанью лап паука по крышке картонки. Хищник двигался от одного края к другому, сползал с крышки и вновь на нее забирался, выискивая с ужасающим терпением хоть какую-нибудь дырочку.

Черная вдова. Люди дали пауку такое название за то, что самки после спаривания, если представляется такая возможность, убивают и пожирают самцов.

Черная вдова. Черного цвета с блестящим отливом, с узким треугольником ярко-красного цвета на яйцевидном брюшке, которое еще называют «песочными часами». Тварь с высокоразвитой нервной системой и обладающая памятью. Ее яд в двадцать раз опаснее яда гремучей змеи.

Черная вдова забралась на крышку, под которой сидел Скотт. Сейчас она была чуть меньше его, через несколько дней будет одного размера с ним, а пройдет еще короткое время — станет уже больше Скотта.

От этой мысли стало как-то не по себе. Как же он тогда сможет убежать от гадины?

«Я должен выбраться из погреба», — мелькнула мысль.

Глаза закрылись. Скотт обмяк всем телом от охватившего его чувства полной беспомощности. Уже пять недель он пытается выбраться из погреба. Но теперь его шансы на успех сведены почти к нулю, ведь его рост уменьшился в шесть раз по сравнению с первым днем заточения.

Опять послышалось царапанье, теперь уже под картонной стенкой.

В одной из стенок крышки была маленькая дырочка, и в нее паук без труда мог просунуть одну из своих лап.

Скотт лежал, вздрагивая и прислушиваясь к тому, как скребутся колючие лапы хищника по цементу. Звук напоминал скрежет бритвы по наждачной бумаге. Хотя кровать стояла так, что паука отделяло от нее не меньше пяти дюймов, Скотта мучили кошмары. Наконец он с усилием закрыл глаза и тут же в отчаянии закричал:

— Пошел прочь! Пошел прочь!

Его голос прорезал пространство под крышкой пронзительным визгом, от которого у самого Скотта заболели барабанные перепонки. Он лежал, сильно вздрагивая всем телом, а паук неистово царапал лапами по картону и по цементу, подпрыгивал, ползал вокруг крышки, пытаясь пробраться внутрь.

Судорожно дергаясь, Скотт зарылся лицом в складки платка, в который была завернута губка. Воспаленный от диких страданий мозг пронзила мысль: «Если бы я только мог его убить! Тогда хоть последние дни протекли бы спокойно».