Легенда Лукоморья.

Леший испустил вздох облегчения и медленно направился ко мне, не сводя глазе узелка. Казалось, надежда придала ему силы, по капле возвращала жизнь. С каждым шагом в его внешности происходили удивительные изменения. Выравнивались глубокие морщины, залегшие вокруг рта и на лбу, оживал цвет лица, становились ясным взгляд и уверенной — походка. То ли сумерки сыграли со мной злую шутку, обезобразив Лешего, а теперь, по мере приближения, морок отступал, то ли это светоч так благотворно действовал на хозяина леса. Оставалось только надеяться на последнее!

Рука Лешего коснулась ткани, он замер, словно прислушиваясь к своим ощущениям, и вдруг улыбнулся. Так зажигательно, так тепло, так по-молодецки — точь-в-точь как во время нашей первой с ним встречи.

— Это поможет? — выдохнула я.

— Это воплощенное добро,— улыбка не сходила с лица Лешего, казалось, он грелся в невидимом сиянии светоча.— Оно одолеет любую беду.

Он потянулся к узелку, намереваясь развязать его, но вдруг убрал ладонь.

— Идем — сказал он.— Мы откроем его там, где все началось.

Я с сомнением взглянула на него:

Но это же далеко отсюда...

— Я знаю одну тайную тропку,— подмигнул мне Леший и, озвучив мои опасения, добавил: Я чувствую в себе силы провести тебя по ней.

Тропинка петляла между деревьями, по сторонам от нее возникали то холм, то цветочная лужайка. Несколько шагов по березовой роще — и мы уже в сосновом бору, еще десяток шагов — и хвою под ногами сменяют попадавшие ранетки. Не успели вдохнуть яблочный аромат, как в воздухе уже запахло орехом. Еще поворот — и перед нами знакомая поляна с погибшей липой, которую я безуспешно пыталась спасти от паутины. За прошедшее время лица совсем высохла, ее листья опали, а между ветвей висела напившаяся досыта паутина. Я поежилась, глядя на ее толстые зеленые нити. Леший и вовсе почернел от горя.

— Открывай.— Его голос хрустнул надломленной веткой. Казалось, еще минута — и он сам сломается от горя.

Не медля ни мгновения, я зубами рванула узелок и освободила светоч от платка.

Язычок пламени внутри камня всколыхнулся, забился, неровные всполохи озарили самоцвет тусклым мерцанием. Я затаила дыхание — показалось, что источник рванет бомбой в моих руках.

Но ни я, ни Леший, ни кот никак не ожидали того, что случилось. Свечение внутри камня погасло, и его поверхность сделалась непроницаемо-матовой. Не веря своим глазам, я потрясла камень в надежде, что внутри снова затеплится огонек, на который мы возлагали так много ожиданий. Тщетно. Самоцвет оставался непрозрачным и стремительно остывал в моей ладони, превращаясь в обычный булыжник. Черная магия Любавы оказалась так сильна, что осушила до дна светоч Агафьи.

— Не может быть! — горестно мяукнул Варфоломей.— Светоч погас!

Леший пошатнулся, как осужденный, узнавший, что апелляция его адвоката отклонена и смертельный приговор будет приведен в исполнение немедленно, и рухнул к подножию погибшей липы. В сгущающихся сумерках его можно было бы принять за корень, выползший из-под земли.

Я поежилась — самоцвет в моей руке сделался ледяным, как кусок айсберга, и, казалось, воздух на поляне стремительно стыл, как будто Морозко притаился за кустом и напускал январского холода. Я сложила ладони лодочкой, поднесла их к лицу и подула на светоч, чтобы согреть его.

— Что ты делаешь? — пронзительно мяукнул кот.

— Все не может закончиться... так,— пробормотала я, глядя на окаменевшую спину Лешего, распластавшегося на земле.

— Все уже кончено,— с надрывом произнес кот.— Слишком много зла вокруг, и слишком мало сил оставалось в светоче. Если бы только Забава бездумно не растрачивала его каждый день!..— Варфоломей заскрежетал зубами, отвернулся и прыгнул к безутешному Лешему.

— Все не может так кончиться,— упрямо пробормотала я.— Добро всегда побеждает зло. И эта сказка будет со счастливым концом. Надо только верить...

Верить, потому что ничего другого не остается. Верить и действовать. Потому что если не мы, то кто? Я обошла распростертого на земле Лешего, в бок которого уткнулся Варфоломей, и взглянула на паутину. Высоко, не дотянуться. Но надо попытаться. Так, вон трухлявый пенек у кустов. И совсем не тяжелый. Еще чуть-чуть! Опа, вот она, моя табуреточка.

Надо только верить и не выпускать светоч из рук. Потому что он — единственное спасение, Я влезла на пенек и подпрыгнула, стараясь дотянуться до паутины. Не достала. А паутина даже не шевельнулась. Хотя в прошлый раз стоило поднести к ней руку, как она хлынула ко мне, стремясь спеленать в кокон. Отлично, пробуем дальше. Я прыгала, руки хватали воздух, пенек трещал и грозился рассыпаться в труху. Еще немного, и...