Легенда Лукоморья.

Степашка одним махом заглотил пряник, поперхнулся, закашлялся и просипел:

— Та белобрысая передала. Которая подкоп на царский двор просила сделать.

— Она? — поразилась Агаша, доедая пряник.— Так мы ведь ее подвели — не выполнили, что обещали.

Стенка пожал плечами и жадным взглядом уставился на мешок у ног, откуда аппетитно выглядывал пряничный мишка.

— Она сказала, что тебя найти не может,— сглотнул мальчик,— и просила «спасибо» передать. И пряники дала. Сказала, что там, на дне, леденцы еще, как договаривались.

— Во дела! — удивилась Агаша, слизывая с ладошки пряничные крошки.— Ну пошли тогда.

Степка с мольбой покосился на мешок, источавший пряничные ароматы, и, сглотнув слюну, спросил:

— Куда?

— Как куда? — Агаша лукаво усмехнулась.— Пряники делить!

Пока Стенка с радостным воплем поднимал мешок с земли, Агаша, заметив чей-то пристальный взгляд, обернулась. Показалось, заметила мелькнувшую за углом дома белую макушку. Простоволосая в жаркий полдень? Это может быть только одна из ее знакомых.

— Я сейчас,— торопливо сказала Агаша, устремляясь по улице. На ходу обернулась и погрозила пальцем: — Только гляди у меня! Чтобы пряники к моему возвращению целы были!

Прошлым вечером на царском дворе

Прохладные ручейки живительной воды обтекали меня, пробирались за шиворот, охлаждали обгоревшую кожу, родником лились в потрескавшиеся при пожаре губы. Я жадно глотала воду, стремясь погасить бушующий в венах пожар. Вода пахла дождем и жженым деревом.

— Проснись,— монотонно накрапывал дождь.

— Проснись,— шипела вода, испаряясь на горящем дереве.

— Проснись,— ударяясь о бревна, барабанили капли.

— Проснись, — тонкой струйкой хлестал по щекам ручеек.

— Проснись же,— отчетливо прозвучал голос Ива, и я открыла глаза.

— Яна, Яна, проснись! — По моей грудной клетке скакал теплый тяжелый шар, а в щеки мне тыкалось что-то мокрое и холодное.

— Варфоломей,— прокашлялась я, чувствуя, что легкие полны дыма,— отстань!

— Яна! — раздался оглушительный вопль кота, и следом хором прозвучали два голоса, мужской и женский:

— Жива!

Я открыла глаза и увидела маячащую прямо перед носом счастливую морду Варфоломея и склонившихся надо мной Василису и Колю на фоне светлеющего неба. Похоже, я провалялась без сознания полночи, скоро рассвет.

— Пришла в себя? — прохрипела я, глядя на Василису.— Колдовать можешь?

Та закивала. Коля обхватил меня за плечи, помогая подняться.

— А ты что здесь делаешь? — удивилась я.

Василиса, Коля и кот, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что я пропустила. В тот миг, когда я втолкнула Чернослава в горящий терем и на нас рухнули перекрытия терема, Варфоломею удалось вывести Василису за ворота. Чары, гасившие магию, спали, и мне даже трудно себе представить, что почувствовала царевна, глядя на полыхающий родительский терем, на балконе которого, взывая о помощи, размахивали руками отец с матерью и сестрами.

Пожар достиг такого размаха, что и магией с ним справиться было уже трудно. Но тут, весьма кстати, к царским воротам подкатил сероглазый юноша в синем кушаке, бросился на помощь царевне и вызвал ливень, потушивший огонь.

Я мутным взглядом обвела горелые бревна с лужицами воды и только сейчас заметила, что мокрая как мышь. С головы до босых ног. Голова раскалывалась от боли. Я потерла виски, отметив, как непривычно топорщатся у лица укороченные пряди. В этом пожаре я потеряла не только лапти и большую часть длинной шевелюры, но и еще что-то очень важное. Глаза заволокло дымом, и земля с обгоревшими щепками ушла из-под ног. Коля успел подхватить меня, усадил на пахнущее костром сырое бревно.

— Ты как?

Меня била дрожь.

— Ив,— всхлипнула я. И завыла во весь голос: — Ив!

Я металась по пожарищу, оставляя кровавые отметины на горелом дереве и не чувствуя боли в израненных ладонях. Сердце тротилом разорвалось внутри, когда под обгорелыми бревнами мелькнуло мертвенно-бледное лицо, измазанное сажей. Но потом опаленные огнем ресницы дрогнули, и растрескавшиеся от жара губы прошептали мое имя...

Василиса с Колей оттеснили меня от рыцаря и принялись оказывать первую магическую помощь, а Варфоломей забрался мне на колени и безропотно подставлял свою шубку в качестве носового платка, пока я без остановки рыдала от облегчения.

Парочка чародеев постаралась на славу: раны исцелили, от ожогов следа не осталось. Только сожженные волосы на голове напоминали о роковой ночи. Но и тут Василиса не растерялась, что-то шепнула, обвела вокруг головы Ива рукой, восстанавливая прическу, и я не удержалась от улыбки — так непривычно выглядел рыцарь с типично русской стрижкой под горшок.

После того, как я убедилась, что Иву ничто не угрожает, а Варфоломей уговорил меня выпустить изрядно помятого рыцаря из объятий, настало время объясниться.

— Ты так и не ответил.— Я повернулась к Коле: — Как тут оказался?!

— Ну приплыли! Кто меня послал Чернослава искать? Вот я и нашел, где он живет, да только дома не застал — он в Златоград срочно сорвался. Я за ним следом и примчался. Да только успел к самому шапочному разбору, когда тут уж все полыхало.