Но Лемель Тору сопротивлялся злу в себе, хотя с каждым годом это сопротивление всё меньше и меньше было заметно окружающим. Но оно было, было до последнего дня существования в Лемеле Чёрного Колдуна. Как доказательства, приведу следующие примеры.
Во-первых, до сих пор он шепчет во сне имя той, которую полюбил будучи уже Тёмным Чародеем, полюбил и любит, имя той, перед которой он готов стоять на коленях хоть до самой своей смерти…
Во-вторых, Вы все видите сейчас муки совести в глазах этого человека; он не отрицает ни одного злого деяния, совершённого Чёрным Колдуном его руками. Его сердце, действительно, полно раскаяния, раскаяния за то, что совершал Лем против своей воли, порабощённый тёмной стороной магической силы… Ведь мы не судим сейчас, например, солдат Армии Злого Чародея. А почему? Мы говорим, что они действовали по воле Торубера… И забываем, что сам Лемель Тору уже давно действовал по велению магии, а не по зову сердца… Может, это и парадоксально звучит, но человек Лемель Тору, которого мы видим сейчас на скамье подсудимых, и маг Торубер — это разные существа, жившие долго в одном теле…
В-третьих, человек Лемель Тору готов нести наказание за зло чародея Торубера, признавая за собой вину, вину, которая, на мой взгляд, состоит только в том, что юный Лем оказался слабее сначала отца, а потом уже могучей чёрной силы. Ведь Тёмный Чародей уже наказан — его больше нет. А Лем Тору сам пришёл в Долину, его не вели под конвоем, но он и не помышлял скрыться.
Это далеко не всё, что мне известно о положительных качествах человека Лемеля. И, если Суду будет угодно, я могу привести ещё много примеров…
Эливейн постояла на свежем воздухе минут десять. Ей было не совсем хорошо в помещении. Подобные ощущения она уже испытывала в начале первой своей беременности. Теперь она точно знала — что это. Именно эту радостную новость она и обещала сообщить мужу вечером.
Эливь ещё раз глубоко вдохнула прохладный бодрящий воздух и вошла в здание Суда.
Речь Динаэля вдруг внезапно прервал поднявшийся с места пожилой человек. Он был сильно взволнован, возмущён. Он не принадлежал к числу местных жителей: видимо, пришёл на слушание издалека.
— Какое мне дело до того, — закричал он, — хотел или не хотел Тору становиться Торубером! От его рук погибла моя жена! И мне плевать на все ваши объяснения! Он должен умереть!
Стражи порядка приблизились к нарушителю процесса слушания. Судья обратился с просьбой к этому человеку не прерывать рассказ свидетеля.
— Сэр, — проговорил Судья, — если вам есть что сообщить следствию, мы предоставим вам слово после выступления Динаэля Фейлеля.
Старик не унимался. Лемель Тору сидел бледный: он узнал этого человека, и что-то его пугало.
— Сэр, — вдруг тихо и печально проговорил Дин, — но вам не станет легче, даже если Тору умрёт, ибо жизнь, к несчастью, к вашей супруге не вернётся…
— Да?! — взвизгнул тот. — А что известно тебе, мальчишка, о моих муках и о моей боли? Что бы ты сказал, если бы твою жену убили вот этим?
И человек выхватил из-за пазухи маленькую трубочку.
— Ради Бога, не двигайтесь! — неожиданно воскликнул Лемель Тору.
— Жертва названа…
Динаэль среагировал молниеносно: он вытянул вперёд правую руку, развернул ладонь под углом к небу, и белый луч упал на страшное оружие. Но взволнованный и не контролирующий уже своих действий старик дрогнул раньше — тонкая и достаточно длинная игла устремилась к мишени до того, как магия Дина обратила трубочку в лёд, теперь медленно тающий в живых пальцах невоздержанного пришельца.
Эливейн тихонько приоткрыла дверь в Зал Суда и шагнула через порог, ответив на почему-то испуганный кивок Стража Порядка. Она услышала отчаянный крик Дина: «Нет!», ощутила странно кольнувшее сердце, и мир исчез…
Динаэль успел только увидеть вошедшую Эливь, как её лицо мертвенно побелело и приобрело спокойно-безразличное выражение. Она не проронила ни звука, а её безвольное тело медленно осело на руки подхватившего несчастную Охранника.
Дин в несколько прыжков оказался возле Эливейн. Её вздох словно замер, глаза закрылись. Волшебник обхватил тело любимой, понимая, что всё его счастье улетучилось в одно мгновение.
— Я не хотел! — в ужасе кричал безумный старик. — Я не хотел!
— Он тоже… — сдавленно, совершенно чужим голосом ответил Динаэль.
— Это моя вина, — скорбно проговорил Лемель Тору. — Трубок Смерти было две. Свою я уничтожил после первого… испытания, — он взглянул на пожилого слушателя, вцепившегося сухими пальцами в свои седые волосы. — А отцовскую — не нашёл… Я должен был искать её, а не соглашаться с тем, что она утеряна…
Динаэль сидел на полу, обнимая тело Эливейн и прижавшись лицом к её груди. Стояла мёртвая тишина, и плечи волшебника вздрагивали от беззвучных рыданий.
— Я не хотел… — отчаянно повторил старик.
— Я знаю, — ответил Дин.
И всех, а более всего, самого невольного убийцу, поразило, что в голосе волшебника, голосе боли и скорби, не было ни тени гнева или ненависти.