Накануне вечером позвонил Марис и заявил, что Денис отправляется с самого утра вместе с ними искать ребёнка для усыновления. Так Элизе будет лучше. Джой, будто нехотя, согласился… И вот! Всего четвёртый детский дом! И две сероглазые отчаянные глупышки-«помощницы» найдены.
Элиза вдруг остановилась и тоже оглянулась. Её взгляд на одно мгновение встретился со взорами Веры и Вики. Лишь одна секунда, и — девочки почему-то отпрянули от окна…
— Красивая, — печально-мечтательно проговорила Вика.
— А глаза добрые и… грустные, — добавила Вера. В комнате повисла странная тишина.
— Пойдёмте обедать, девочки, — сказала воспитательница и, взяв сестрёнок за руки, вывела их в коридор.
— А… если это будет не малыш? — внезапно прозвучал вопрос Элизы. — Если ребёнок будет чуть старше? Подросток, например?
— Милая, — отозвался слегка ошарашенный Эшер, — как ты хочешь.
— Мне подумалось, — пояснила мадам Марис мужу, — что маленьких берут в семьи охотнее. А те, что постарше, не меньше малышей нуждаются в домашней любви и заботе… Ты заметил этих девочек в том окне? — и она указала рукой на опустившуюся занавеску. — Такой отчаянный взгляд!..
Марис посмотрел на окно, но никого не увидел.
Ехать ещё куда-то ему не хотелось.
— Возвращаемся, — сказал он и повернул обратно к дверям детского дома.
Дин-Денис даже поверить не смел в возможность такого счастья: и Эливь, и девочки будут рядом, и ему так будет легче защитить их, а потом и отправить Дину и Дану домой…
После обеда Веру и Викторию пригласили в кабинет заведующей детским домом.
Хозяйка, наставница, мама — именно эти слова применимы к той доброй и умной женщине, которая вот уже более пятнадцати лет руководила непростым своим учреждением.
Сейчас она ждала двух тринадцатилетних девочек, с которыми едва успела познакомиться, о которых знала то, что знают все — они единственные, кто выжил в недавней авиакатастрофе, — а теперь совершенно одинокие, ибо нет у них вообще никаких родственников.
Заведующая и представить себе не могла ту боль, которую на самом деле несли в своих душах Вика и Вера. Ведь её сердце болело за вдруг оставшихся сиротами, потерявших внезапно сразу обоих любимых и любящих родителей, а не о Дине и Дане, с ужасом осознающих, что милая мамочка будет смотреть на них и… не узнавать, что горячо обожаемый отец из-за их несдержанности и эгоистичности окажется в ещё более трудном положении, чем прежде… А они не ведают даже, кто он в этом мире…
Девочек ввели в кабинет. Они смущённо остановились на пороге, так и не решившись сказать ни слова. Обе гадали, зачем их позвали сюда, и пытались понять, где и как искать отца. Ни Дана, ни Дина, столь умело выведывавшие взрослые тайны, на самом деле даже понятия не имели, что Денис Джой не просто информатор, а второе лицо Динаэля Фейлеля…
Мистер Марис, мадам Элиза, Джой и охранник сидели в кабинете старшего воспитателя и ждали.
Эливь смотрела в окно на порхающие снежинки.
Двадцать минут назад, вернувшись в детский дом, Эшер как-то резко и сразу, без объяснений и добрых слов, сухо и кратко высказал заведующей желание взять под опеку в свой дом сироту. Заведующая была явно растеряна столь внезапным заявлением. Тогда на помощь пришла Элиза и поведала о серьёзности подобных намерений и о том, что заставило её и супруга вернуться…
Очень быстро стало ясно, чьи именно глаза видела мадам Марис в окне.
Тогда заведующая рассказала гостям о сёстрах Эйле и дала посмотреть папки с их личными делами.
Конечно, нарушение порядка усыновления было налицо. Но существовали две веские причины, по которым заведующая посчитала возможным так поступить. Первая — та, о которой говорили Авенезер и Марис: это деньги и власть Эшера. Вторая — мадам Марис. За долгие годы своей работы наблюдательная и умная женщина, каковой и была заведующая, научилась очень хорошо разбираться в людях. И она точно знала, что рядом с Элизой девочкам никто не причинит зла, что именно эта богатая и красивая особа с удивительно добрым сердцем способна заменить Вере и Виктории столь внезапно и трагически погибшую мать…
Эливь разглядывала двор, занесённый снегом, деревья, пригнувшие опушённые ветви к земле. И у неё странно тоскливо было на душе. С одной стороны, она ужаснулась той сухой напористости, с которой её муж высказал заведующей столь деликатную и нежную, с её точки зрения, просьбу. С другой стороны, она ощущала, что ей удивительно спокойно, потому что муж рядом… Она не знала, не догадывалась, не подозревала, — да и не могла этого сделать, что её муж, её настоящий, истинный защитник, боготворящий её, понимающий её, страдающий за неё, действительно рядом, здесь, совсем близко…