Легенда о Фейлель

Подсознание говорило ей: «Нет. Ты любишь другого…» Но она ощущала боль мужа и считала, что это страдания Мариса… Она не смела отвернуться от него, не испробовав все способы вернуть любовь… Её мучило это решение, но иначе она не могла…

Динаэль знал Эливейн, знал её чистое и верное сердце, знал её способность к самопожертвованию… Потому он пришёл в ужас, когда услышал, что она чувствует боль мужа за себя… Его боль…

Но мужем она считает другого! И он, Дин, не может сказать ей правду, не может, ибо своим признанием убьёт её…

И Динаэль знал, что душа Эливь, вопреки сознанию и расчётам Авенезера, безошибочно нашла в совершенно чужом ей мире того, кому уже давно отдано её сердце! Даже Элиза, лишённая памяти о прошлом, полюбила именно Дэна-Дина…

И сейчас Динаэль чувствовал ЕЁ боль. Как всегда чувствовал всё, что связано с любимой. И понимал, что вот-вот может произойти самое страшное, ибо честная и преданная Элиза попытается ухватиться за любую соломинку, желая спасти страдающего, как она считает, по её вине Эшера Мариса. И Дин понимал, что соломинка эта находится в супружеской постели…

— 77 —

В половине двенадцатого Элиза вышла к столу. Вера и Вика уже спустились в гостиную. Марис поспешно вошёл в комнату — он только что вернулся, и от него веяло морозной свежестью.

— Ты очаровательна сегодня! — восхищённо проговорил он, взяв Элизу за руку.

— Какие у тебя горячие руки… — рассеянно сказала супруга. Эшер внимательно посмотрел на жену.

— Ты устала, милая, — заботливо произнёс он.

— Прости, — ответила та. — Наверное… Она помолчала, но потом решилась объяснить.

— Просто сегодня… после праздника… когда я попрощалась с господином Джоем… — сказала Элиза, — мы… пожали друг другу руки… Его рука была холодной, словно… словно… латексная перчатка у хирурга… А ты тоже с мороза, но такой горячий… Извини… — она смутилась.

— Я горячий, — весело согласился Марис. — Потому что я люблю тебя. И меня греет твоя любовь. Ты ведь любишь меня?

И Эшер заглянул ей в глаза.

— Конечно, — прошептала Элиза.

Марис вдруг наклонился к её губам и поцеловал.

Она вздрогнула, но не отклонила головы. Только тихонько сказала:

— Девочки смотрят… Эшер весело подмигнул Вере и Вике.

— Вы ведь на нас не сердитесь? — ласково улыбнулся он.

— Нет, сэр, — в один голос ответили двойняшки. Но Элизе показалось, что девочкам стало жутко не по себе.

— Давайте садиться за стол, — предложила она. — До Нового года почти не осталось времени…

Динаэля словно ножом полоснуло по сердцу. Он понял, что это… Это — Элиза позволила Марису поцеловать себя в губы…

— 78 —

Вера и Вика отправились в свою комнату около часу ночи. Элиза и Эшер остались вдвоём.

Марис уже радовался в душе: его дело тронулось с мёртвой точки. Он понял, что Элиза решилась. Чем она руководствовалась — для Эшера не имело значения. Ему был важен только результат. И он предвкушал в ближайшем будущем свою победу. Победу в постели и в жизни.

Немного огорчало его одно: это произойдёт явно не сегодня. Хотя Элиза и не хотела показывать, что ей не очень хорошо, даже скупой на сочувствие Марис заметил, что той нездоровится.

— Милая, — нежно произнёс он, — ты утомлена… Я не обижусь… Отдохни…

Элиза благодарно посмотрела на Эшера.

— Спасибо, — ответила она. — Правда, немного болит голова. Мне, наверное, надо поспать. И, если ты не возражаешь, завтра я съезжу за город, покатаюсь верхом по лесу, подышу свежим воздухом…

— Конечно, любимая, — Эшер помог супруге выйти из-за стола. — С Новым годом. И с нашим новым счастьем, — сказал он. — Я чувствую, что оно уже рядом…

Марис улыбнулся и снова поцеловал Элизу в губы. Она не ответила на поцелуй, но и не уклонилась от него… Эшер ликовал…

У Дина снова на миг перехватило дыхание. Но он ничем не выдал своей боли…

— 79 —

Элиза долго не могла уснуть. Глаза её слипались. Голова немного болела. Но сон никак не хотел подарить ей покой.

Перед её мысленным взором вставали странные видения: то заснеженные поля, окаймлённые опушёнными белыми хлопьями мохнатыми елями; то блистающее яркими солнечными бликами море, зеленоватыми волнами накатывающееся на песчаный берег где-то далеко внизу, под обрывом; то высокие скалы и горные хребты, словно разрезанные пополам величественным грохочущим водопадом; то утопающие в зелени садов деревни над тихой гладью неширокой равнинной реки, на правом берегу которой виднелась красная черепичная крыша дома с башенками…

Элиза никак не могла вспомнить, видела ли она эти места на самом деле или где-нибудь в кино, на фотографиях, просто в своём воображении…

Потом в полудрёме она видела лица: знакомые и те, вспомнить которые никак не могла. Одни очертания были резкими и яркими, другие размытыми и туманными… Но ни одного имени, ни одного события, связанного с этими людьми не нашлось в сознании Элизы…

Наконец мадам Марис уснула…