— Кому? — призадумался Иванов. — Сами знаете — в детдоме жил да в общежитиях… Родных нет.
— Все равно давай! — потребовал Ерикеев. — Куда писать? На производство, комитет комсомола. Якши?
— Якши, — согласился Иванов. — В таком случае — адрес простой: Златоуст, металлозавод, второй инструментальный цех. Или нет! Лучше — Алапаеву.
— Кто это? Секретарь комсомола?
— Нет, Мансур. Это мастер наш, Павел Иваныч. Как отец мне. Разве я вам не рассказывал?
Адреса повторены. Не забудутся.
Оставалось ждать.
Молчали. Каждый ушел мыслями в свое. Иванов ощупал карман бушлата: удобно ли достать единственную гранату, что еще осталась? Проверил, под рукой ли две обоймы, последние… Еще одна в карабине.
По-прежнему вокруг в лесу, в котором целый день металось гулкое эхо стрельбы, лежала тишина. Она не успокаивала — настораживала. Где-то вдалеке изредка невнятно тукали редкие выстрелы.
— По местам! — прошелестела по окопу переданная шепотом команда. — Приготовиться!
Без слов взяли карабины, поднялись…
Иванов шепнул:
— Помните, други: в кучу не сбиваться, друг от друга не теряться. Напоремся на фрицев — брать на «полундру»!
Осторожно, чтобы не зашуршал осыпающийся песок, не хрустнула под ногой сбитая осколками ветка, Иванов выбрался из окопа. Рядом чуть слышно шелестела трава под ногами товарищей. В лесной темноте друзья не были видны ему. Но он чувствовал их. Справа медлительно, выбирая каждый шаг, ступает Мансур. Слева — торопясь, иногда запинаясь, нетерпеливый Василь.
— Ложись! — шепотом передана команда откуда-то справа.
Долго лежали на прохладной пружинистой хвое, держа карабины наизготовку.
Вокруг по-прежнему было тихо и темно. Только где-то слева полыхнул в вышине желтоватый свет ракеты и, медленно опадая, процеженный сквозь кроны сосен, погас. Он совсем не проник под деревья; внизу ни на секунду не стало светлее.
Снова, передаваемая вполголоса, пришла команда:
— Встать! Вперед!
…Сколько прошли уже?
— Может, немцев впереди и нет? — шепотом спросил Василь.
Иванов не успел ответить.
Ха-ха-ха-ха-ха!.. — оглушил бешено торопливый дьявольский смех пулемета. В ритм ему впереди, в кустах, затрясся крохотный, словно сдавливаемый тьмой, комок тусклого багрового пламени, высветив снизу ствол сосны, край разлапистой елочки.
— Полундра! Полундра!.. — загремело, заглушая яростный клекот пулемета. Но впереди продолжало пульсировать его пламя, словно непрерывно моргал налитый кровью глаз.
Гулкий хлопок. Искры взлетели в черную тьму. Чья граната взорвалась возле пулемета?
Злобно пульсирующий глаз погас. Но там, где был он, замельтешили огоньки еще каких-то выстрелов, оттуда вынеслись, пропарывая темноту, кроваво-алые прочерки пулевых трасс.
— Полундра-а! — покатилось по лесу.
Иванов рванулся вперед, навскидку стреляя туда, откуда искрили трассы немецких пуль. Остановившись на секунду, вогнал в опустевший магазин новую обойму и снова побежал.
Под бушлатом стало жарко. Он рванул ворот, распахнул. А где Мансур, Василь?
«Не отстать бы!» — еще быстрее помчался вперед, прошибая собой густой колкий ельник. Ноги понесли куда-то под уклон, заскользили по сырой траве. Грудью врезался в пружинистый куст. Замер, прислушиваясь. Тихо… Ни выстрелов, ни голосов. Отер испарину со лба: «Где я? Отстал или вперед вырвался? А что, если поблизости никого из своих, только немцы? Подождать, послушать?» Ругнул себя: «Пересидеть хочешь? А ну, двигай! Ищи!»
Осторожно освободился от объявших его влажных упругих веток, стал огибать куст. И слушал, слушал… С надеждой и страхом.
Ничто так не гнетет в бою, как мысль, что ты отбился от своих, остался один, предоставлен сам себе. Пусть там, где твои товарищи и командиры, труднее, опаснее. Но недаром говорится: на миру и смерть красна.
Пробирался кустарником, весь настороже. Путь пошел в гору…
— Вань! — негромко окликнули слева.
— Василь?! — бросился на голос. — А я вас ищу!
— А мы тебя! По походке угадали.
Слышалось, как впереди шуршат ветви — кто-то из своих взбирается по склону. Продираясь через кусты, все трое поспешили следом. Не успели подняться наверх — в уши ударила неистовая стукотня немецких автоматов, откуда-то спереди.
Не сговариваясь, метнулись вправо.
Оголтелая пальба автоматов оборвалась так же резко, как и вспыхнула.
— Подымемся или подождем? — шепотом спросил Иванов.
— Чего сидеть! — Василь решительно шагнул вверх по склону.
Иванов не стал спорить.
Стараясь ни единым звуком не выдать себя, протискивались сквозь тугие, мокрые от росы кусты. Выше снова начался густой сосняк. Побрели через него.
Несколько раз где-то далеко позади и по сторонам вспыхивала беспорядочная стрельба. Кто-то еще прорывается из кольца? Значит, надо идти так, чтобы стрельба все время оставалась за спиной.
Прошли еще немного. И снова, еле слышные, зазвучали далекие выстрелы — на этот раз впереди.
Василь, только что бойко шагавший, обгоняя Иванова и Ерикеева, остановился:
— Немцы!
— Обожди паниковать! — Иванов поравнялся с Василем, послушал. — Не обратно ли идем? Уверен, что мы не кружим?
— Уверен!
— С твоей уверенностью, как с компасом, у которого стрелку заело.