Легенда о гибели богов

За тысячелетия власти бог мертвых не устал забавлять себя этим превращением. Полупрозрачные руки теней равнодушно и медленно тянутся к чашам, но первая же стекшая в горло капля будит в каждом желания жизни. Теперь можно услышать человеческое дыхание. Мертвецы жадно насыщаются. Вразнобой стучат поставленные на стол чаши — и вот, на Гадеса смотрят десятки пар глаз, теперь уже полных мыслей и чувств. Это почти живые люди. Почти. Бог мертвых с привычным удовольствием следит за оттенками тревоги, страха, стыда, униженности, интереса, раболепия — и тщательно скрываемой ненависти.

Наверно им есть, что сказать друг другу, но каждый чувствует тяжелую волю своего бога и смотрит только на него. Усмехаясь свои мыслям, Гадес задает вопросы, временами очень странные, спрашивая мертвого то о сокровенном, то о полной ерунде. Бывает и так, что заставив человека быть искренним, он перестает его слушать на самом важном для говорившего месте и, перебив, задает вопрос другому собеседнику.

— Скажи-ка фараон, повелитель Нижнего и Верхнего Египта, — спрашивает он у пожилого человека, которому сейчас мешает высокая двойная корона на голове и два жезла в руках, избавиться от которых он не может решиться, — почему, будучи смертным, ты именовал себя сразу богом Сетом, богом Хором и сыном незнакомого мне бога Ра? Или ты не чувствовал на своем теле бег времени, и жалкие болячки не уравнивали тебя с последним из твоих рабов?

— Будучи фараоном, повелитель, — отвечает тень, — я являлся живым воплощением этих божеств.

— То есть, ты был и смертным, и двумя богами одновременно? Или боги являлись в тоже время и тобой? — спрашивает Гадес. — Мне тяжело это понять. Быть может, мое воображение слишком убого?

— Так говорили мне все, — отвечает тень фараона. — И всегда, повелитель.

— Кто были эти «все»?

— Жрецы, знающие ход звезд. Сановники, ведущие свой род из глубин веков. Писцы, хранящие память прошлого. Слуги. Кормилица. Мать.

— Иначе говоря, — заключает бог мертвых, — ты именовал себя богом, подчиняясь мнениям слуг, невежественных женщин, лебезящих придворных и лживо мудрствующих жрецов? А что подсказывал тебе твой разум?

— Мой разум соглашался с тем, что казалось очевидным.

— А очевидным это казалось потому, что так считали все? Это говоришь мне ты — владыка познания человеческого? Ведь так звучит часть твоего титула?

— Но повелитель, разве я мог поставить свои ничтожные сомнения выше мудрости завещанных предками обычаев?

— Почему же ты считал мудрыми обычаи предков? Они ведь тоже могли оказаться плодами общего заблуждения.

— Но повелитель... — бывший фараон торопливо ищет ответ. Иногда труднее всего выразить словами именно самоочевиднейшие вещи. — В конце концов, я ведь слышал голоса богов! Они обращались ко мне, беседовали со мной, задавали вопросы, удостаивали советами.

— Это интересно, владыка Египта, — когда и как же ты слышал их?

— В их храмах, когда, удалившись, мои подданные оставляли меня наедине с ними — и с моим сердцем.

— Что же за боги говорили с твоим сердцем, фараон?

— Великие и светлые боги: Ра, правящий небесной ладьей, Осирис, что должен судить мертвых, Тот, дающий мудрость.

— Почему ты считал, что это именно их голоса?

— Они называли свои имена, повелитель.

— Эти имена могли быть присвоены любыми низшими божествами или демонами.

— Но повелитель, голоса звучали именно в храмах великих богов!

— Почему бы не предположить, что вечная суетность дворцовой жизни не оставляла тебе в другое время возможности и желания получше прислушаться к своему сердцу? — бог мертвых тянет руку за собственной чашей. — Расскажи мне лучше о Ра. Ибо кому же еще, как не сыновьям, хвалить своих отцов?

И понятная немногим улыбка пробегает по лицу бога мертвых. В колеблющемся пламени светильников он кажется не более живым, чем сидящие перед ним мертвецы.

— Ра — это великий бог, сын творца мира Птаха, — начинает фараон, — каждый день его сияющая ладья проходит по небосводу, неся миру свет.

— И столь великий бог позволил умереть своему сыну — если не ошибаюсь, от весьма жалкой, неподобающей божеству болезни? Но продолжай, фараон, мне интересно. Ты как-то собирался изложить отцу свои претензии?

Растерянно помолчав, тень фараона продолжает:

— После того, как была замурована гробница, по истечении дней траура бог мертвых Анубис должен был зайти за мной, чтобы отвести в ладью Ра. Сев рядом с великим богом, я бы отплыл на заход солнца, на блаженные поля Иллау.

— И чем же ты собирался заниматься на этих блаженных полях?

— Пребывать вечно в почете и славе, окруженный служившими мне под небом Египта людьми.