Легенда о гибели богов

— Иначе говоря, мир мертвых представлялся тебе увековеченной копией мира живых? — Гадес, усмехаясь, отщипывает ягоду от виноградной кисти. Все протяжение стола уставлено изысканнейшим угощением, но его мертвых подданных не волнует пища живых. — Когда вы, люди, принимаетесь рассуждать о мироздании, то ваши лживые откровения кажутся склеенными из обломков вдребезги расколотых истин. Зачем богам делать мир мертвых подобием мира живых — от того ли, что ваш мир так совершенен или потому, что у богов не хватит фантазии на что-то иное? Зачем бы этому вашему Анубису с собачьей головой мотаться за тенями умерших царей, которым дорога в страну смерти так же открыта, как и любому покойнику? Скажи-ка лучше, фараон, в каком виде ты намеревался предстать перед Ра — тенью, как сейчас, или облаченным в свой труп?

— Я... Я не знаю, повелитель.

Голос фараона растерян. Ничего сейчас в нем нет ни от царя, ни от бога — посеревшее подобие растерянного человека с тонкими, ссыхающимися ногами и вывалившимся животом.

— Но согласись, это важный вопрос, — настаивает Гадес. — Не столько для тебя, впрочем, сколько для твоих подданных. Ведь доходы государства много лет шли на постройку будущей гробницы, ее надо было вырубить в скалах, украсить, набить сокровищами — можно подумать, что Египет существует только для того, чтобы хоронить своих фараонов.

— Так завещали нам предки, повелитель.

— Опять эти предки! — укоризненно говорит Гадес. — Но подумай, быть может твое мертвое тело, лишившись души, а также извлеченных при бальзамировании мозгов и кишок, оставшись в одиночестве, воскресло и, свалив сокровища в мешки и ящики, переправило их ему известным путем на борт ладьи Ра? Или, можно предположить, ему помогла свита раскрашенных статуй, и теперь вся эта компания плавает с Ра по небесному своду? — бывший владыка Египта молчит, словно обнесенный живительной кровью. — Тень фараона, в интересах истины нужно выяснить и это! Нарушитель покоя гробницы, нашел ли ты в усыпальнице труп своего царя?

— Да, повелитель, он лежал в саркофаге, — отвечает тень одетого в лохмотья человека.

— Поведай подробней, как это произошло, — велит бог мертвых.

— О гробнице нам рассказал работавший в Долине Царей каменотес. Нас было четверо, проникших незамеченными в Долину Царей, но один попал в ловушку, устроенную на подходе к погребальной камере. Нам пришлось его добить, чтобы своими криками он не привлек стражей долины. Осмотрев гробницу, повелитель, мы решили заглянуть и под саркофаг.

— Зачем? Разве вам не хватало уже найденных сокровищ? Неужели вы, оставшись втроем, рассчитывали унести все, раз принялись мечтать о большем? Не с караваном же верблюдов вы проникли в Долину царей?

Человек в лохмотьях вдруг разводит руками:

— Я даже не знаю, зачем, повелитель...

— Быть может, вами двигало простое человеческое любопытство?

— Наверно ты прав, повелитель.

— Очень понятное и простительное чувство, — говорит Гадес. Странная улыбка не покидает его лица. — Но продолжай, мы очень заинтересованы.

— Мы с большим трудом сдвинули крышку каменного саркофага. Следующий был деревянным, потом алебастровый... Последний был из чистого золота!

— Мне почему-то кажется, что ты вот-вот сознаешься в ошибке или лжи — тело все-таки отсутствовало. Выбравшись из-под всех этих крышек, оно навело порядок и отправилось навстречу прелестям полей Иллау.

— Нет, повелитель, — говорит человек в лохмотьях. Он вдруг тоже усмехается. Странное зрелище — будто фарс, разыгранный богом мертвых и безродным бродягой, имя которого давно забыто на земле. — Тело фараона лежало в саркофаге, выпотрошенное, безмозглое, просоленное, залитое ароматными смолами и спеленатое, как младенец.

И тень фараона не выдерживает. Он вскакивает с кресла и, упершись животом в край стола, кричит:

— Шакал! Ты заслуживаешь самой жуткой смерти!

— Я и так умер, мой бывший повелитель, — ограбивший гробницу оскаливается искрошенными обломками зубов. — И попав сюда, вижу, что ты такой же бог, как и я!

В черных сумерках зала — смех мертвых. Не всех впрочем, ибо для многих заблуждение фараона — лишь искаженное подобие собственных иллюзий. Властным жестом бог мертвых велит фараону сесть.

— И эта смерть, — подтверждает он, — была не из легких. Как умер ты, человек?

— Нам удалось, нагрузившись золотом, покинуть долину, — говорит тот, — но месяцем спустя в Абидосе меня взяла стража, когда, потеряв осторожность, я истратил несколько больше, чем могло позволить мое положение. Хотя я ни в чем не сознался, меня приговорили к рудникам за преступление, мной не совершенное.

— И ты умер на следующий день после последней пытки, — завершает его повесть бог мертвых.

— Да, повелитель, — соглашается человек, поглядев на свою руку.

Похоже, его все еще удивляет, что ее пальцы способны двигаться. Потом он опускает глаза вниз...