Легенда о гибели богов

Своды ветвей древнего леса смыкаются над головами. Сколько ему лет? Пробившиеся из желудей прежде, чем эту страну заселили ныне живущие племена, эти деревья будут ронять листья, когда снова сменятся языки и обычаи. А люди, уравненные с богами в стремлении к вечности, будут умирать, одно поколение за другим...

— Вот мы уже и в Фокиде, — говорит бродяга.

Они устраивают привал. Продолжая разговор, бродяга чертит острием меча подобие карты. Штрихи точны. Исправлений делать почти не приходится.

— За Фокидой, — комментирует он, — лежит земля минийцев. Правит ею Эргин. Я его знаю. Злобный, упрямый, настоящий пес войны, безжалостный, как Кербер, но всегда верный своим друзьям и данным клятвам. Со мной там будет безопасно, — кончик меча ставит точку. — Фивы. В них правит Креонт. Его права на власть шатки, всего лишь как брата своей сестры, жены двух царей фиванских, однако, не имея больше наследника, он обрел надежнейшую поддержку совета старейшин, каждый из которых видит себя в будущем на его месте. Быть может, — усмехается бродяга, — одно из тех страшных проклятий, которыми так щедро швыряются боги, пало и на него? Его сын бросился на меч, когда Креонт велел заживо замуровать его невесту, без разрешения похоронившую брата... Да, одного из семерых. Вижу, история эта тебе небезызвестна. Странная судьба начертана Фивам — такое соседство величия и падения... Впрочем, ведь что есть жизнь, как не чередование взлетов и падений? Ночь приходит за смертью дня, за приливом — отлив, цветение сменяется увяданием, страсть — холодностью... Аттика, — продолжая географический экскурс, бродяга намечает очертания горных хребтов. Тут он менее уверен. Лезвие заравнивает неверные наброски. — Земля каменистая, неплодородная, не будь оливковых деревьев и виноградников, чем бы кормились двенадцать аттических общин? Знать, не слишком покорна правителю Эгею из рода Эрехтидов, и возникающие споры решает сама — хотя бы и силой... Спокойней жизнь в Арголиде, где правят владыки, ведущие род от Зевса и Данаи, владетели славных городов и крепкостенных замков. Ну, а чтобы увидеть вершину величия человеческого, поищи в Пирее или Мегарах корабль на Крит. Вот где роскошь дворцов и храмов, народ забыл, что такое бунты, а аристократы — как держать мечи, — бродяга смеется, позволяя предположить, что его слова не слишком точны. — Но могущество повелителя Крита хранит сильнейший в Ойкумене флот, и владыки египтян и хеттов, не говоря уже о других, ищут дружбы царя Миноса. Между прочим, его дворец отстраивал в последний раз Дедал, знаменитый афинский искусник, тоже Эрехтид, изгнанный со своей родины за убийство. Когда-то он был любимцем Миноса, а теперь, пожалуй, вся окружающая его дворцовая роскошь — лишь великолепие золотой клетки. За все, увы, приходится платить. За все...

* * *

В то самое время, когда двое путников пересекают Трахинские горы, обсуждая законы человеческой жизни и тонкости географии обитаемого мира, непроницаемая сероглазая богиня проходит через поле выигранной с ее помощью битвы. Таких битв было много в прошлом, и будет еще больше в будущем, а поэтому, закрыв свое сердце состраданию и жалости, она очень спокойно перешагивает через трупы, едва ли замечая их, и задумавшись... интересно, о чем?

Путь к ущелью, откуда, отбиваясь от преследователей, отходила минийская пехота, усеян павшими. В самом ущелье скучено настоящее месиво из переломанных колесниц, между которыми бьются умирающие кони. Это была не столько битва, сколько бойня, под градом камней и стрел колесницы беспорядочно смешались, путая упряжь, цепляясь колесами и дышлами, обезумевшие лошади сбивали с ног людей, и из всадников уцелели лишь те, кто, вырвавшись из ущелья, присоединился к пехоте. Эргин погиб одним из первых.

Никем не замечаемая, и потому избавленная от обременительного людского поклонения, богиня-воительница идет туда, где ожидают ее собственные кони. Ликующие люди вокруг нее поглощены обычными заботами победителей: роются среди обломков, раздевают мертвых и спорят из-за каких-то мелочей. Почему, мельком приходит ей в голову, людей заботят только мелочи?

Обнаженный труп Эргина выброшен на дорогу. Сделав пару настороженных кругов и готовый вновь взлететь, на него приземляется стервятник, как шутит рыжеволосый носитель львиной шкуры, самая праведная из птиц, не убивающая даже самых слабых. Что-то радостно проклекотав, он выклевывает глаза мертвому царю.

* * *

Ноги человека в углях горящего костра. Человек кричит.

— Пока хватит, — произносит предводитель отряда, пришедшего в эту страну из-за западных гор.

Несчастного выдергивают из огня. Пахнет паленым мясом.

Дюжина собравшихся вокруг костра воинов смотрят то на жертву, то на своего предводителя, в доспехе которого блестит не только медь, но и золото. Это далеко не старый человек предельно мужественного вида — если считать признаком мужественности свирепый взгляд, густые брови, широкие скулы и длинные взъерошенные волосы, больше похожие на львиную гриву.

— Ну? — спрашивает он.