Легенда о гибели богов

Утром, когда уже давно пропели третьи петухи, в подземелье спускается Атрей. На этот раз он начинает разговор, лишь дождавшись ухода часовых:

— Этой ночью умерло два десятка человек.

— Можно было ожидать, — говорит Человек-с-гор. — Но думаю, что с твоим семейством все в порядке.

— Только молнии Зевса поражают стоящих над всеми.

— Зато стрелы чумы бьют наугад. На месте правителя Элиды я бы велел сжечь трупы на кострах.

— Это уже сделано. Быть может, дашь еще какой-нибудь совет?

Человек-с-гор пожимает плечами. И поудобней устраивается на скамье, скрестив ноги:

— Еще я слышал, что в таких случаях принято приносить жертвы Аполлону и Артемиде. Но эти божества примут благосклонно лишь человеческую кровь.

— Все нужные жертвы уже принесли и без твоих советов.

— Значит, надо вопросить прорицателей о причинах гнева бога.

— Пророчества туманны.

— Послать гонца в Дельфы.

— Он уже послан. Однако до дня пророчества остается пятнадцать дней. Тебе нечего больше посоветовать?

Человек-с-гор щурится на пологий утренний луч:

— Считать трупы.

— За этот срок умрут многие.

— Значит, такова воля богов.

Атрей усмехается половиной лица:

— Тебе не жаль их?

— Богов?

— Людей! Всем известно, что ты укротил чуму в Трикке — а в чем виновен перед тобой народ Элиды?

— Я тоже ни в чем не повинен перед ним — а вот, как видишь, торчу в этой каменной могиле.

— Твое упрямство тому виной, — произносит Атрей, наблюдая за вяло ползущей по полу крысой. Ее морда измазана каплями крови.

— Если вы мудрей — уступите.

Потерявшая страх ослепшая крыса подползает к ноге Атрея. Резким ударом обутой в сапожок ноги тот отправляет ее в полет. Не достигнув цели, но уже мертвая, она встречает другой удар и снова, пролетев сквозь решетку и вертясь в воздухе, проносится мимо отпрянувшего потомка Тантала, чтобы шлепнуться в дальнем конце коридора. Атрей зло смеется:

— Вот в этом-то мы похожи! Я тоже скорей предпочту увидеть Элиду пустыней, но не уступлю. До сих пор не могу понять, кто и откуда ты, но уверен, что родом не из низких людей. В твоих жилах тоже бьется кровь богов.

Человек-с-гор грустно глядит на падающий в отдушину луч:

— Думай, что хочешь. Если эта божественная кровь зовет к преступлению, то я не в восторге от такого происхождения. К слову, говорят, твой дед был проклят богами?

— Чего только не наговорят люди!

— И что проклятье это пало на потомков?

— В таком случае, пока оно идет лишь на пользу им. Подумай еще раз, Человек-с-гор. Нашему роду предсказано великое будущее. Примирись с нами. Кто еще может дать тебе большее?

Человек-с-гор пожимает плечами:

— А правда, что твой отец добыл царский посох благодаря клятвопреступлению и предательству?

— Конечно нет! — Атрей смеется, но этому смеху чего-то недостает. — Элида была дарована нашему роду милостью мудрого бога Зевса!

— Расскажешь это богу Зевсу.

— Мне надоело тебя уговаривать. И знай, с этого дня никто не будет кормить тебя.

— Что могу противопоставить я силе и власти обласканных богами потомков Тантала?

— Ты не сделал выводов?

— Ступай считать мертвых.

Оставшись один, Человек-с-гор обессилено опускается на скамью — и ощущает слабый подземный толчок.

* * *

Счастливо избежав погони и миновав Гирейские скалы, корабль под черным парусом пристает на ночь к берегу острова Наксос. В густеющих сумерках его вытаскивают на берег. Оставив спутникам мелкие заботы, Тесей увлекает Ариадну вглубь острова.

— Я люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя!

— Я хочу тебя!

— Ты так нетерпелив...

— Потому что люблю тебя!

— Но ты мог бы подождать...

На созревшую за лето траву брошен плащ. Двое глядят друг другу в глаза. Делается то, что красноречивей любых слов.

Под яркими звездами начата прекраснейшая из игр человеческих.

* * *

К постоянному одиночеству привыкаешь, как к боли в сердце. Вот уже много дней, не ведя им счета, Геракл живет в заброшенной хижине, в окрестностях Тиринфа. От прежних хозяев он унаследовал лишь стены, ветхую крышу, очаг с горкой потухшего пепла и кучу черепков глиняной посуды, разбитой, как его надежды.

Впрочем, потухший очаг всегда можно наполнить новым огнем. В вечерней тишине, под треск цикад, герой заканчивает трапезу, состоящую из изжаренного мяса и испеченных на камне дорийских лепешек, когда на пороге возникает гонец царя Эврисфея.

— А, это ты, Капрей... — дружелюбно произносит герой. — Ну, рассказывай, чего еще придумал мой братец. Будет удобней, если ты войдешь.

Глашатай остается стоять в дверях:

— Мой господин, царь Микен, Аргоса и Тиринфа, — начинает он, — повелевает тебе отправится в Немею, дабы убить льва, опустошившего этот край и земли сопредельных государств.

Пауза. Геракл кивает:

— Что ж, я хорошо понял. Завтра отправлюсь в путь. А пока... Присядь у моего огня, Капрей, и раздели мою трапезу.

Посланец Эврисфея колеблется.

— Мой господин, — решается он, наконец, — велел мне тотчас же вернуться назад по исполнении своего долга.

— Так ты уже исполнил его? — интересуется Геракл.

— Да.

— Тогда проваливай!

Гонец исчезает. Геракл остается один. Снова один.

Уже давно никто не садился у его огня.

* * *