Легенда о Коловрате

На склоне холма Батый слез со своего прекрасного арабского скакуна и в окружении нукеров поднялся к подножию крепости. Весь склон был багровым от пролитой крови, стоны и крики умирающих, раздавленных камнями, звучали везде. Хан остановился и с интересом оглядел огромного медведя, утыканного стрелами и копьями. Вокруг зверя кругом лежали несколько десятков изувеченных пехотинцев со следами страшных когтей на телах и доспехах. Батый изумленно покачал головой и прошел мимо, через следы побоища, переступая сапогами из мягкой кожи через трупы своих солдат. Особенно внимательно он оглядывал мертвых противников. Хан ожидал увидеть бравых гридей в сияющих латах, хорошо вооруженных сильных воинов, от которых не стыдно терпеть такие потери, но каково же было его удивление, когда он увидел, что оборонявшиеся были одеты по большей части в крестьянские тулупы, охотничьи шубы и вооружены кое-как, по большей части тем, что добыли в бою у самих татар. Выходит, его чуть не победила кучка оборванцев? Батый мрачно усмехнулся и остановился, разглядывая труп урусского монаха в черной рясе, уставившегося в небо ясными, широко открытыми глазами. Даже после смерти он продолжал крепко сжимать свой боевой посох, облепленный кровью и осколками костей.

Внезапно нукеры всполошились и, достав оружие, обступили хана. Среди горы мертвых тел, раздавленных огромным камнем, виднелось какое-то движение. С трудом выбираясь из-под чужих трупов, показался рослый витязь с ясными голубыми глазами. Сначала он с трудом встал на одно колено, потом, опираясь на обломок меча, поднялся во весь немалый рост и сделал пару неуверенных шагов. Доспехи витязя были разрублены во многих местах, алая кровь сочилась из десятка глубоких ран, но взгляд был яростен и непреклонен. Витязь усмехнулся, глядя на перепуганных нукеров, и, пошарив за пазухой, вытащил и поднял над головой маленький футляр, скрепленный сургучной печатью. Телохранители, увидев это, ахнули и сделали пару шагов назад. Батый жестом приказал им разойтись в стороны, чтобы лучше рассмотреть, и с изумлением узнал свои собственные охранные таблички, выданные его послами горделивому князю Юрию. Израненный воин сделал еще несколько неверных шагов, держа футляр высоко над головой, словно оберег. Все в молчании завороженно следили за его движениями. Батый подозвал к себе толмача и тихо приказал:

– Спроси, кто он.

Тощий испуганный толмач послушно задал вопрос, коверкая русские слова. Раненый воин, с трудом стоя на ногах, выслушал вопрос и хрипло ответил, через силу шевеля спекшимися губами:

– Я – русский воин. Звать меня Евпатий Коловрат. Скажи ему, – кивнул он на Батыя, – скажи ему, что настанет день, и наша возьмет. Переведи.

Толмач, испуганно склонившись, перевел его слова. Витязь, глядя прямо в глаза великому хану, улыбнулся, заметив удивление и испуг, промелькнувшие у него в глазах, когда он услышал знакомое имя. Он сделал еще пару неуверенных шагов и, под удивленный вздох телохранителей, бросил футляр под ноги Батыю. Сургучная печать треснула, и на снег выпали серебряные таблички с именем великого хана.

– На, забери. Не пригодилась.

Коловрат еще раз усмехнулся и как подкошенный рухнул на спину. Глаза его смотрели вверх, а губы шевелились, силясь сказать еще что-то. Хан подошел и опустился перед поверженным богатырем на одно колено, пытаясь расслышать слова. Тот заглянул своими голубыми глазами в черные глаза Батыя и тихо произнес:

– Ну вот, все же ты преклонил перед русскими колени.

Глубоко вздохнул и затих с широко раскрытыми глазами и улыбкой на лице. Толмач хотел было перевести и вдруг замялся, голос его дрожал, не в силах донести такую дерзкую речь, но Батый уже и сам понял смысл слов.

Субудай поцокал языком, указывая на поле битвы:

– Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отцы наши не рассказывали нам. Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно на конях бьются – один с тысячею, а два – с десятью тысячами. Ни один из них не съедет живым с побоища.

Под камнями и бревнами что-то зашевелилось. Совсем юный урусский ратник с окровавленным лицом выполз из-под дымящегося завала. И еще вдали кто-то звонко запел:

Зоря-зоряница по небу гуляла,
По небу гуляла, собирала звезды.
Звезды собирала во подол во алый,
Звезды собирала, в копанец ссыпала…

Батый резко выпрямился, с новым, доселе невиданным выражением на лице, и оглядел свои войска.

– Слушайте все!

Раздался над полем брани его властный и твердый голос:

– Если бы этот воин был моим, я бы держал его у самого сердца! Отдайте его тело тем храбрецам, вручите каждому золотую пайцзу как падишахам и не делайте им никакого вреда! Пусть они возведут ему курган и справят богатую тризну!

Батый повел рукой, указывая на склон, усыпанный снарядами от осадных машин и мертвыми телами, и, развернувшись, зашагал вниз по склону, погруженный в глубокое раздумье.