— Учитель! — вновь заговорил Писистрат, — не боги мы, а смертные простые, и всем нам время ошибаться настает. Ведь, даже Зевс, и тот обманут был коварной Герой, и сам Гипнос тому виной. Обманщики все изгнаны теперь. Я Аттику очистил от обмана. Останься! Как и ранее, народу послужи прямыми, мудрыми советами.
— Нам надо перемолвиться, Писистрат!
— Изволь. Я весь к твоим речам.
Великолепие тирана, на взгляд простолюдинов, заключалось в той необычной простоте общения, что нередко позволял себе Писистрат. Хотя простота — хуже воровства, его рубленные фразы, которые сопровождались столь же характерным жестом руки, быстро вошли в поговорку. Сам он, будучи стратегом в стольных Афинах, много лет назад лично участвовал в высадке десанта на Саламин и в конфликте с Мегарами. Свирепствовал голод, бедный люд роптал, землевладельцы, опасаясь лишних хлопот и расходов, не желали войны.
Они добились и того, чтобы тема «хлебного» острова не упоминалась бы на агоре под страхом смерти.
— Видать, не зря, Писистрат, читал ты старика Гомера! Как исхитрился обмануть доверчивых сограждан?!
Пожалуй, лишь Гермес такое мог измыслить. Напрасно изранил ты себя, подобно Одиссею, и в реку прыгнул, и требовал, мол, «дайте мне охрану наемные убийцы эвпатридов идут по следу, разделаться с несчастным Писистратом». И что же? Внял народ мольбам, вооруженных провожатых приставил к хитрецу он, оглохнув и ослепнув. И вот, наш доблестный, бесстрашный добрый друг чинит расправу, окружен вниманием.
— О, велико негодование Солона! Не ты ль учил меня: «Для блага родины всего себя отдай!»? Я следую лишь твоему примеру. Припомни, кто обошел те глупые запреты? По-моему все средства хороши… Не ты ли поднял на агоре вопрос о Саламине? Не тот ли царь Итаки, именем его меня ты попрекал, прикинулся однажды сумасшедшим, чтоб не участвовать в осаде Илиона? Солон явился бесноватым на рыночную площадь, чтоб меньше было спросу, и там речами демос безнаказанно смущал. Каких трудов проступок твой мне стоило замять! На этом, впрочем, лицемер не кончил. Когда, изнемогая от распри долгой пришли к согласию Афины и Мегары, что обратятся к суду они непобедимой Спарты. О, да, Солон! Ты вновь на высоте! Тот трюк с поэмой! Необходимость, благо родины заставили Солона использовать свой стихотворный дар… И не тебе судить, что нравственно — что нет.
Мудрец неожиданно рассмеялся. В молодые годы он не только знал всю «Илиаду» наизусть, а сочинил и дописал в Ликурговом варианте поэмы немало новых мест, что тысячи лет спустя приписывали Гомеру. Заняв пост архонта, он отправил верных людей в Малую Грецию, в Милет и иные города, где они распространили несколько письменных копий солоновской «Илиады» с необходимыми вставками. На разбирательстве, в присутствии посредников-спартанцев, мудрец ловко ссылался на свидетельства гомеровских героев, а по сути цитировал себя — во времена Елены и Менелая Саламин, дескать, принадлежал Афинам.
— И сим достиг ты разрешения спора в нашу пользу! …Очнись, Солон! Смеешься? Вот и хорошо. Я не желал бы ссориться с тобой, — обрадовался Писистрат, — Живу я мыслями уж в «веке золотом». И в стольный город мой должна прийти пора, что без забот о хлебе о насущном любой отыщет дело по душе. И этим положу конец я воровству, жестокости и пьянству.
«Особенно — последнему!» — усмехнулся Солон, но вслух он произнес иное.
— Довольно, о Писистрат. Запомни, что нельзя насильно сделать счастливым человека, идя наперекор его возможностям, желаниям его. И не затем я выслушать просил.
Покуда не сошел в страну теней, где властвуют Аид и Персефона, хочу поведать я историю о острове, ее мне рассказали жрецы Та-Кемта, мудрецы из храма Тота, что в Конобе. По ту, не эту сторону Геракловых столбов лежала Атлантида, и ею правили могучие атланты и воевали с предками эллинов. Всю Ливию держала та страна колонией, и век атлантов назван золотым. В кровавой битве за свободу сошлись ахейские мужи и дети Посейдона, атланты те не славили богов и думали уж состязаться с ними… И вдруг, исчез волшебный остров, он в ночь одну ушел на дно Великого Седого Океана, расколотый трезубцем подводного владыки в наказание.
Я знаю, что среди метеков-изгоев, тех кого толпа бездумно избивает на улицах, кляня в своих несчастьях, когда у нас беда — так вечно инородцы виноваты, и даже в той толпе, найдутся смельчаки, разведать вновь дорогу в Атлантиду. Жрец Тота мне поведал, что за проливом мелко, много ила и даже камни плавают, как древо. В самом Мемфисе хранится свиток, карта…, цифры… Вот копия с него! — Солон вынул из-под плаща плотный блеклый папирус.
— И мы найдем сокровища? И изобилие вернется?! Вот уж не подумал, что можно запросто возвысить стольный град?! — воскликнул тиран.