Легенда о Красном Снеге

известной ей почве. Она была добра и великодушна, многие могли бы сказать, что она по-настоящему была благородна, но за это могли ручаться лишь те, кто знали Фелию хорошо и достаточно близко. В интригах, неизменно следующих по пятам за властью, Фелия не была сильна, и хоть не одобряла действий, к которым прибегала ее сестра-близнец, но все прощала Занке и беспокоилась за здоровье и благополучие сестры. Мысли молодой королевы потекли в другом направлении. Когда пришло известие о пропаже Занки ее мать

расплакалась, а отец, вздохнув, сказал, что одной дочерью у него стало меньше. И тем тревожнее было Фелии, она знала, что отец сказал свои слова не просто так, не в

порыве гнева. Значит теперь Занка не сестра, а враг, она против Павлеса. Но с чего же она это взяла, ведь у Фелии кроме противоречивых чувств не было абсолютно никаких

доказательств. Душа молодой королевы раздиралась между нежной любовью к сестре и справедливым гневом.

На Фелию тяжелым грузом навалилось утро, она поднялась и грустно посмотрела на пустующую половину кровати. Павлес уже четвертый день спал урывками у себя в кабинете на жесткой кушетке, и то только тогда когда уже валился с ног окончательно. Слуги помогли королеве одеться, и она отправилась в молельню, где проводила очень много времени, чтобы вознести утреннюю молитву. Помолившись, за живых и усопших, за осажденный город, за друзей и за врагов, Фелия пошла в залу к завтраку, на котором должны были присутствовать опальные Доресы. Затемно король получил письма Сорокамоса и изъявил желание отзавтракать со своими бывшими министрами. Фелия всегда приходила первой, в нарушение этикета, но она лично

любила проверять готовность стола к завтраку.

Сериохус уже стоял на страже, зорко посматривая за королевой и официантами, во взоре его читалась какая-то неуловимая ласка, по его же мнению недопустимая.

Поправив ложечки и чашечки, Фелия исчезла из залы, чтобы вернуться туда уже с супругом. Когда король и королева Лирании вошли в столовую залу, Павлес выглядел уставшим, тяжелые мысли не давали ему уснуть, он так и не придумал, о чем будет говорить с братьями.

Доресы согласно протоколу уже были в зале, и поклонились в знак приветствия.

Павлес и Фелия сели на свои места и после краткого приветствия, молча, принялись за завтрак.

Докончив яичницу с ветчиной, король с невинным видом начал разговор:

— Насколько мне стало известно: Эолис понес первые потери.

— Сир, нам этого еще не известно, по нашим данным осада Эолиса только началась.

— Прекрасно, — спокойно скакзал Павлес, но что-то в его голосе заставило братьев вздрогнуть, — мне так же стало известно, что пушки, обстрелявшие "Грегарину" были тайно вывезены из Эолиса по конечной своей цели Сороса, но ни его, ни Лебедь-града не достигли. Как вы это все-таки объясните, мессир Сергиас?

Павлес впился глазами в министра: глаза младшего Дореса широко раскрылись, в них было море удивления, но не было страха, даже руки не дрогнули.

— Вы уже спрашивали об этом, сир, но откуда же вы решили, что пушки были направлены в Сорос, когда они были направлены в Ревень. Решение видимо было принято в обход

моего министерства.

— Владыка утверждает, что пушки из Эолиса были вывезены по вашему личному устному приказу.

Повисла пауза. Сергиас не дрогнул, Краем глаза Фелия заметила, как мелко дрожит в руке Жореса Дорес тоненькая серебряная ложечка.

— Но, сир, если нет приказа письменно… Кто угодно мог сказать, что приказ был дан устно.

— Но есть люди, которые так утверждают.

— У меня нет привычки отдавать приказы устно, — отчеканил Сергиас, — У того, кто это утверждает, есть какие-нибудь доказательства?

— Вы правы, мессир Сергиас, нам не могут предоставить доказательств, кроме этих слов.

Серебряная ложечка перестала дрожать и легла на стол.

Сергиас вскочил со своего места.

— Государь, вы отстранили меня от службы вашему величеству. Не считайте меня трусом, ваше величество, ваш отец знал мне цену.

Сергиас и Павлес мерились взглядами. Повисла тяжелая пауза.

Король медленно поднялся, не отводя взгляда и не моргая. Все остальные поспешно встали со своих мест.

— Сядьте, на свое место, мессир, — отчеканил король, — Я знаю вас достаточно, и мой батюшка хорошо знал вас, и рекомендовал, как первейшую опору трону. Но в той

ситуации, когда я не могу доверять ни вам, ни Владыке, нашей всегдашней опоре и гаранту многих положений и договоров заключенных с кланами Востока, я вынужден

опираться на самого себя. Займите ваше место, мессир.

Сергиас продолжал стоять.

— Я не могу сесть, когда стоите вы, ваше величество, — сказал Сергиас.

Происходящее начинало терять смысл. Нить событий начала ускользать и от короля и от бывшего министра, но и тот и другой силились сделать вид, что ситуация под полным

их контролем.

— Сам король велит вам сесть, — тихо прозвенел голос Фелии. В нем натянутой струной сквозили яростные властные нотки, а всей своей фигурой Фелия олицетворяла

оскорбленную королевскую власть всея Лирании.

Сергиас опустился на свой стул почти невольно. Следом сели и все остальные.

Завтрак был окончен через несколько минут.