Легенда о Красном Снеге

Маргия села напротив него с покорством и удивлением. В голове Сорокамоса вдруг отчетливо закричал детский голосок: "Окосу не можно!". Принц вздрогнул, руки его

похолодели.

— У тебя есть братья или сестры? — спросил Сорокамос.

— Нет, барин. Сын есть… Был… — она смешалась и замолчала.

— Он пропал? — удивился Сорокамос. Трактирщице на вид не было и двадцати.

— Да, барин, — удивилась Маргия.

Сорокамос побелел. Он все понимал, но не верил в такое совпадение.

— Когда он пропал?

— А вот когда у Северных ворот палить начали. Он у меня юродивый, а двоюродный его дядя в штабе служит, приютил бедолагу, при себе держал. Окос с ним был в то время.

Голова Сорокамоса кружилась, сказать ей, что мальчик умер? Но как?

— Я был с ним тогда, — против воли заговорил герцог.

Маргия подалась вперед и вцепилась в него взглядом.

— Я пытался спасти его, но, к сожалению…

Маргия встала и поклонилась ему.

— Спасибо вам, барин, я не знаю вашего имени…. Но, если вы сможете указать, где я могу поплакать о нем, — говорила Маргия деревянным голосом, в глазах стояли слезы.

Однако Сорокамос отметил некоторые нотки облегчения.

— Пойдите в мэрию, на главную конюшню, скажите, что вы мать мальчика, и вам отдадут его тело, — Сорокамос поднялся, не в силах далее оставаться в трактире. Он отцепил

брошь с изумрудом, скреплявшую плащ, и завязал его на простой шнурок.

— Это тебе, Маргия. И прошу тебя, помолись за меня.

Маргия стояла, открыв рот:

— За кого помолиться? — прошептала она, не сводя глаз с изумруда.

— За принца, пока у нас один принц, — стесняясь себя, пробормотал Сорокамос, — помолись, но молчи, что видела меня когда-либо, — вкрадчиво сказал он и поцеловал Маргию в лоб. Сорокамос вышел, и долго гулял вдоль крепостной стены, достаточно далеко, впрочем, чтобы не привлекать излишнего внимания. Он все никак не мог придумать, как можно

нарушить собственный запрет, не называя своего имени. В сумерках, Сорокамос заскочил в какую-то забегаловку, написал записку, поставил на нее свою личную печать и довольный самим собой направился к крепостной стене.

— Гонец от принца, — постучал Сорокамос в дверь, при небольшом флигеле.

Открылось маленькое окошко.

— Почему без лошади, гонец! Куда донесение? Как звать?

— В Сорос, — без запинки отвечал Сорокамос, — По указанию принца до Сороса вынужден идти пешком. Гонец Окос Маргиан к вашим услугам.

За дверью помолчали.

— Почему я тебя не знаю? — недоверчиво спросили, наконец.

— Я местный слуга его светлости. Гонцов не хватает, и герцог поручил это дело мне.

— Почему не военной почте?

— Дело личного характера, оно касается поисков невесты его светлости.

— Хорошо, — засовы заскрепели.

— Его высочество советовали мне просить вас выделить двух самых лучших солдат с вашей стены, гвардейцев или собственных охранников он выделить мне не смог.

— Есть только лучник, — отрезали из-за двери. Дверь раскрылась. Сорокамос вошел в маленькое помещение, где его встретил усатый сержант.

— Глебас! — гаркнул он.

Откуда-то в комнате появился высокий человек в форме принятой для разведывательных отрядов. Лицо его было скрыто за капюшоном. Все стояли, молча, пока сержант читал

записку.

— Мессир Глебас, к вашим услугам, — сказал человек в капюшоне, как только сержант положил записку к другим документам.

— Мессир, этот человек, гонец его высочества, его надо препроводить до Сороса лесом, я понимаю? — сказал сержант.

Сорокамос кивнул.

— Есть, — Глебас вытянулся и отдал честь.

Глава двенадцатая. Ночная прогулка вникуда

Как только Сорокамос и его спутник вышли за крепостную стену, принц спросил:

— Снимите, пожалуйста, капюшон. Мне необходимо видеть ваше лицо.

— Вы видите форму на мне, ваша светлость? — Сорокамоса дернуло, — я узнал вас, сир, и буду защищать вашу жизнь, раз уж судьба столкнула нас. Но лица своего я показать не могу.

— Тогда я приказываю, — твердо сказал Сорокамос, он начинал нервничать, разговаривая с глухим капюшоном.

— Хорошо. Ваша светлость, только на несколько мгновений.

— Ну же.

Капюшон откинулся.

На принца смотрели пытливые и чуть лукавые серые глаза с тонким вертикальным зрачком. Сорокамос рассматривал своего спутника, стараясь запомнить его лицо. Лицо,

впрочем, было очень приметным: аристократические, крупные, красивые (по отдельности) черты лица, вместе создавали ужасно неприятное впечатление. Так же создавалось

впечатление, что голова как-то несоразмерно больше, чем надо. Тонкие губы сложились в недобрую ухмылку. Сорокамос подумал, что так, наверное, мог бы ухмыляться сокол,

задумавший своровать чужих цыплят.

— Вы налюбовались, мессир? — спросил этот странный человек.

Сорокамос отметил острые зубы хищника.

"А если он любит свежую кровь, не удивлюсь", — подумал принц, а проводнику ничего не ответил, только кивнул.

Глебас надел капюшон.

Они короткими перебежками стали продвигаться к опушке леса. Глебас, между прочим, очень высокий человек, вдруг как-то по особенному сложился и стал едва различимым