Легенда о Льюке

— Значит, вы, господин Динни Землекоп — самый добрый из кротов, потому что вы уж очень основательно подкрепляетесь!

Заботливая мамаша-землеройка одернула малышей:

— Хватит надоедать господину Динни глупыми вопросами. Дайте ему спокойно поужинать. А вас давно ждут ваши спальные плотики. Поздно уже.

Мартин как раз рассказывал Фурмо о цели их путешествия, когда в разговор вмешалась мамаша-землеройка, что-то прошептав на ухо командиру. Тот извинился:

— Мы договорим потом, дружище. А сейчас я должен спеть малышам колыбельную. Это не займет много времени.

У берега качался плотик со множеством подушек и теплых одеял. Малыши лежали, убаюканные мерным покачиванием плавучей постели, а Лог-а-Лог напевал им своим глубоким мелодичным голосом:

Медленно течет ручей.
День прошел, устали глазки.
Все на свете ждут ночей —
Часа волшебства и сказки.

Время снов. Сейчас в гнезде
Птичка спит, а в речке — рыбка.
Все устали, и везде
Так туманно все и зыбко.

День так долог был, малыш.
Вот зажглись на небе звезды.
Спи! Когда ж ты замолчишь,
Станешь тихим и серьезным!

Скоро схлынет ночи тень,
Грянет жаворонок песню.
«Здравствуй, здравствуй, новый день!» —
Скажем мы с тобою вместе.

Неслышно подошел Гонфф. Он нес Чаггера. Бельчонок крепко спал. Осторожно положив его на плотик рядом с сонными маленькими землеройками, Гонфф похлопал Фурмо по плечу:

— Вот бы взять тебя с собой, дружище Фурмо! Как только ты запел, проказник Чагг сразу уснул, свалился, словно подстреленный из пращи. И как у тебя это получается?

Лог-а-Лог пожал плечами и кивнул на плотик:

— У меня просто большой опыт, приятель. Восемь из них — мои.

Тримп открыла глаза приблизительно через час после того, как рассвело. Накануне легли поздно: много и вкусно ели, пели, рассказывали разные истории, а двое молодых землероек даже устроили «бой на хвостах», чтобы произвести впечатление на ежиху. Повара уже встали и сновали туда-сюда, готовя завтрак. Все еще не подавая виду, что проснулась, Тримп выглянула из-под одеяла посмотреть, каков новый день. Тримп хотелось, чтобы все так и осталось навсегда: жизнь среди добрых друзей, в чудесном летнем лесу, у ручья.

— Гречишный мед, свежие фрукты, горячий чай с мятой, барышня!

Два вчерашних повара явились искушать Тримп завтраком. Ее не пришлось долго уговаривать. Она села и удивилась, как это за время сна она успела так проголодаться.

— Спасибо, друзья. Честное слово, очень аппетитно!

Гонфф и Лог-а-Лог появились, что-то оживленно обсуждая:

— Слушай, Мышеплут, мы поплывем с вами, по крайней мере до моря. Это решено, приятель!

— Нет-нет, Фурмо, мы вовсе не собираемся отрывать вас от вашего летнего лагеря. Мы и одни прекрасно доберемся.

— Ха! Послушайте только эту мышь, которая отказывается от путешествия под охраной надежных друзей! Да он сошел с ума! Мартин, скажи ему!

Вытирая лапы, испачканные соком дикой сливы, Мартин согласно кивнул:

— Безопасность прежде всего, Гонфф! И потом, как можно быть таким невоспитанным, приятель? Ты хочешь обидеть Лог-а-Лога, отказавшись от его любезного предложения? Не обращай на него внимания, Фурмо. Что до меня, то я согласен.

Динни и Чаггер горячо поддержали Воителя из Рэдволла:

— Ага, я тоже согласен, господин землеройка!

— Гурр, я тоже! Вы, землеройки, хорошие ребята, да и готовите вы вкусно! Так что я — за!

Тримп облизала ложку, которой ела мед:

— Я тоже — за, если только Гонфф не собирается грести так же, как стряпает!

Принц Мышеплут хлопнул командира Гуосима по спине:

— Ладно, хватит спорить, дружище, хочешь ты того или нет, ты плывешь с нами. Решено!

Тут раздался пронзительный голос, каким обычно отличаются землеройки. Жена Фурмо, Жимолость, подлетела к ним, размахивая половником. Она была крупнее мужа, а такого нрава, что равных ей не найти ни на суше, ни на воде.

— Плывет? Куда это он плывет, хотела бы я знать? Бравый командир как-то сразу сник от сварливого голоса и гневного взгляда супруги:

— Э-э, да всего лишь немного вниз по ручью, моя ароматная розочка!

Тут вмешался Гонфф, предусмотрительно протиснувшись между мужем и женой:

— А, это ты, Жимолость, лакомый кусочек! Видишь ли, мы тут попросили твоего мужа проводить нас со своими помощниками: показать нам дорогу и помочь, если вдруг на нас кто нападет. Но он говорит, что не может оставить тебя ради такого ничтожного повода. И я понимаю Фурмо! Всякий, кто уплыл бы от такой темноглазой красавицы, глуп, как лягушка, или безумен, как навозная муха!

Сурово поджав губки, Жимолость помахала половником перед самым носом Фурмо и угрожающе процедила:

— Так, значит, лежебока, ты отказываешься ехать?

— Но, мой цветочек, как же я могу оставить тебя и малышей?