Я замотала головой, но ничего не увидела и подчинилась. Меня опустили на землю, прислонив спиной к горячему колесу машины. Послышались крики, возня. Я слабо дышала, пыталась раскрыть глаза, но веки всё тяжелели и тяжелели.
А потом он вернулся и аккуратно обхватил мою шею рукой. Я улыбнулась родному запаху чёрного перца и дыма, подалась навстречу исходившему от его тела теплу. На секунду, почувствовав последнюю, предсмертную вспышку силы, даже передумала умирать.
Губы Габриэля накрыли мой рот в точности как в тот день, когда умер Александр Робинс. Он не целовал меня, но его язык проник глубоко в моё горло. Я задрожала, зашевелив губами, но Габриэль сжал мои щёки так, чтобы я прекратила пытаться целовать его.
Что-то комом полетело в желудок, но я не успела разобраться. Габриэль отстранился и, вернувшись с новой порцией криков, снова вгрызся в мой рот зубами, на этот раз позволив мне обхватить его язык своим и вцепиться в его мокрые волосы пальцами. Я вырывала их, стонала, извивалась, словно безумная, пока в теле Аники Ришар происходили несовместимые с планом вновь умереть процессы. Кожа Габриэля вдруг стала болезненно холодной по сравнению с температурой, до которой разогрелось моё тело. Но мне было наплевать. Я терзала его губы и язык зубами. Это было слабо похоже на поцелуй. Скорее на драку, попытку убить друг друга. Пальцы Габриэля сжали в кулак кофту на моей спине. Он вдавил меня в себя и приподнял над землёй. Я смогла встать на ноги.
Мы оторвались друг от друга и одновременно повернули головы в сторону, где у обочины остановилась ещё одна машина. Вышедшие из неё мужчины в чёрных плащах побежали на нас, но облажались. Чертовски сильно. Габриэль метнулся в их сторону с ошеломительной скоростью. Он двигался словно вспышка света в воздухе, и те, кто шёл на меня, даже не заметили его. Они замерли только тогда, когда между нами остался всего один шаг. Кожа на шее того, что стоял ближе всех, разошлась в разные стороны. Я увидела мышцы, мясо и все внутренности, но не издала ни звука, когда кровь брызнула мне в лицо.
VI
– Я должен тебя спрятать, – сказал Габриэль и качнулся назад. Между нами было всего каких-то жалких два сантиметра, а его рука по-прежнему лежала на моей талии. Он сжал пальцы, и я почувствовала странное тепло.
Бегло что-то обдумав, Габриэль снова приблизился ко мне и обнял, но в этом не было дружеских или любовных намерений. Он сделал это вынужденно, идя против своих желаний, потому что в следующее мгновение я открыла глаза уже под землёй, в Дуате.
Оказавшись в этом мире однажды, было невозможно спутать его с другими. Стоило ногами погрузиться в чёрный, прохладный песок, стоило вскинуть голову и вглядеться в бескрайнее, бурлящее небо – и пути назад уже не было.
Я лишилась дыхания и, свалившись на землю, устремилась вверх обезумевшим взглядом, словно вовсе не было последних месяцев, словно я не приняла свою божественную сущность и факт существования этого места. Всё оказалось лишь неудачной попыткой самовнушения. На самом деле я не до конца осознавала происходящее, и это место взорвало моё сознание.
Всё дело было в нём. В небе. В этой кромешной, всепоглощающей темноте. Казалось, что я могу коснуться её рукой, просунуться в эти двигающиеся тени, но это была лишь иллюзия. Стоило мне приподняться, вытянуть шею, как пульсирующая мгла стала дальше. Я была готова поклясться, что небо обладало сознанием, наблюдало за мной. Но не только оно.
Габриэль молча смотрел на меня всё время, что я задыхалась от переизбытка чувств. Нас выбросило в знакомой по воспоминаниям бескрайней чёрной пустыне. Тёплый ветер трепал его заметно отросшие, немного вьющиеся волосы и широкую чёрную футболку, испачканную кровью убитых им людей.
– Ты в порядке? – безэмоционально спросил он.
– Нет, – честно призналась я, сгорая от желания броситься в его объятия и разрыдаться. Мне так не хватало слабости, которую я могла ощущать только рядом с ним. – Я…
– Пожалуйста, – Габриэль выставил перед собой руку, закрываясь от меня, и отвёл взгляд, – ничего не говори.
– Но…
– Теперь, когда ты здесь, в Дуате, ты в безопасности, под защитой Анубиса. На этом мои дела с пантеоном окончены. Я ухожу. Дорогу до дворца найдёшь сама. – Он вскинул подбородок, и я проследила за его взглядом. На горизонте, в пыльной чёрной дымке, виднелись стены здания, подпирающего небо. Заблудиться и правда было сложно.
– И ты просто уйдёшь? Не сказав ни слова?
Подобие усмешки тронуло изящные, словно нарисованные губы.
– Я сказал целую кучу слов, Маат.
Захотелось швырнуть ему в голову горсть песка, которую я сжимала в ладони, но вместо этого я просто уставилась на него. Я не верила, что он действительно уйдёт. Внутри него должно было остаться что-то… что-то ко мне: злость, ненависть или любовь – не важно. Он что-то чувствовал, а значит, всё его безразличие – игра.
А потом он развернулся, даже не выдержав драматическую паузу, повисшую между нами, – словно я была деревом или столбом, с которым можно не прощаться. Словно я была никем.