Ночь так тиха, будто вымерло все… А может, просто она уже умерла? Тереза даже рукой пошевелила, проверяя – да нет, жива.
Она одна сегодня в доме. Родители ушли в поле и до сих пор не вернулись, да и вряд ли появятся до утра; дочь пожалели, оставили дома, с опаской поглядывая на ее неестественную бледность и молчаливость. Причину они, конечно же, не знали, а Тереза, как могла, старалась выглядеть бодрее с ними. Впрочем, получалось плохо. «Приболела дочка», - решили они и оставили ее в доме.
Тереза открыла глаза – боялась заснуть. Она уже второй день заснуть не может – только делает вид, что спит, дабы избежать родительского допроса. Так паршиво ей было впервые. Словно душу вынули – одна пустота внутри, даже плакать нечем.
Она прикрывала глаза в попытке забыться, а видела вчерашний день. До мелочей. До каждой черточки некогда любимого, теперь же ненавистного, лживого лица. Она хотела спать, но боялась засыпать – боялась вновь хотя бы там, в мире грез и миражей, оказаться опять в его объятиях, услышать грозный голос и ощутить теплоту, такую желанную, на своих губах… Поверить ему. А потом проснуться и понять, что это только сон, а за окном все так же светит солнце и озеро по-прежнему манит зеркальной гладью… Вот только сказки больше нет – разбилась сказка на осколки, разбились девичьи мечты, и мир обмана, подлости и предательства распахнул радушные двери вчерашней девочке, заставив повзрослеть. Тереза всхлипнула и уткнулась в подушку; она почти не слышала вот уже пару минут настойчивого стука.
- Тереза, открой, - барабанил в окно Ренард, едва сдерживаясь, чтобы попросту не выбить стекло. - Тереза, открой, или тебя завтра же доставят во Дворец, и говорить мы будем уже там.
Никакой реакции. «Может, спит? Может, действительно, не слышит?» Да нет, от такого грохота нельзя не проснуться. «Не хочет больше ни видеть меня, ни слышать… Ну а чего ты ждал?» Ренард облокотился на стену и прикрыл уставшие глаза.
- Малышка, нам поговорить нужно, - сказал он негромко, но достаточно для того, чтобы она его услышала. – Я виноват перед тобой, но не гони меня, Тереза. Не мог я тебе сразу сознаться – духу не хватило. Не думал, что ты так дорога мне станешь. А теперь не знаю, что делать, чтобы ты меня простила… Тереза, ты нужна мне. Прошу тебя, не гони… Знаю, ничего другого я и не заслужил. Но не гони, малышка. Поговори со мной…
В слабой надежде, что она хотя бы слушает его, он заглянул в окно: да нет, слова напрасны; как лежала она, так и лежит, не шелохнется. Чертыхнулся, отошел от окна, чувствуя, как в глазах нарастает неподобающая мужчинам сырость; вдохнул побольше воздуха, не зная, что и делать теперь. Ну рвался он сюда, ну вот пришел – и что? «Чего ты хочешь от нее? Чтобы простила? А зачем? Она простит, а ты со спокойной совестью продолжишь ломать ей жизнь… Так, что ли?»
- Я знал, что ты не простишь меня, малышка, - проговорил Ренард, еще не зная, что встревоженная наступившей тишиной, испугавшись, что он ушел, Тереза не удержалась и вышла на террасу.
- Простила, - равнодушный голос за спиной заставил резко обернуться. – Но Вам здесь больше делать нечего, Ваше Величество.
Она стояла возле двери в одной сорочке, растрепанная, с опухшими, но абсолютно сухими равнодушными глазами. И все же красивая – никакая королева не сравнится с той, что любима. Родная, любимая его девочка, ускользающая, почти потерянная, на глазах становилась чужой. Всего два дня прошло с той сладостной минуты, когда она без опаски шла в его объятия, когда верила, когда целовала и просила не исчезать… Всего два дня – а теперь между ними пропасть. И он готов строить мосты – самые нереальные, самые невозможные, самые безумные, но все они рушатся, бьются о равнодушный, омертвевший ее взгляд. Ренард не знал, что делать: боялся сделать шаг, и все ж внутри скреблась неугомонная, неубиваемая надежда – она ведь вышла к нему! Значит, еще не все потеряно? Значит, что-то еще теплится в ее доверчивом сердечке? Он не нашел слов – просто подошел и осторожно коснулся рукой ее щеки.
- Не надо, - вдруг зажмурилась Тереза, словно от боли, будто бы он ударил ее. – Уходите! Я прошу Вас, уходите, Ваше Величество!
- Я все тот же пастушок, Тереза.
Тереза лишь нервно, надрывно рассмеялась ему в ответ.
- Неужели Вы еще не наигрались? – шепотом прокричала она.
- Тереза…
- Скажите, это ведь было весело, да? Вам было весело?!
- Тереза, прекрати.
- Зачем я Вам? Что Вам нужно от нищей, безродной крестьянки? Что, Ренард?!
- Малышка, ты мне нужна!
Он попытался обнять ее, а она вдруг заверещала:
- Не смейте прикасаться ко мне! И мне плевать, кто Вы! Я Вас ненавижу, Ваше Величество! Вы можете делать со мной все, что пожелаете, но знайте: для меня Вас больше просто нет. Я пастушка любила – но нет моего пастушка и не было никогда, а королей, тем более столь лживых и циничных, я знать не желаю! А теперь убирайтесь отсюда и хотя бы со своей женой не поступайте так же подло, как поступили со мной. Уходите!