Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак<br />(Историко-приключенческие повести)

— Ты хочешь сказать: где мы возьмем, так сказать, иголку и нитки? — ехидно посмотрел на него Аверьяныч, и юнга невольно улыбнулся, узнавая своего старого учителя. — Так вот, при мне, как всегда, мой боцманский нож, а при нем, значит, и свайка[128]. Это и будет иголка. А нитки, точней, шпагат, ты, мил-человек, мне сделаешь вот из этого пенькового конца… Ну, чего смотришь? Расплетай и сучи, яс-с-сное море!

Белобрысый, что-то ворча, нехотя принялся за работу. Боцман и другим нашел дело. Ну, а те, кто не был занят изготовлением паруса, сидели на веслах, стараясь держать шлюпку носом против волны. Капитан осматривал шлюпочный компас и хмурился.

— Хотел бы я знать, куда это спирт из компаса делся? — пробормотал он.

При этих словах Витька Ганин потупился. Нет, он не пил эту гадость, на это способны лишь совсем пропащие люди, но одному из таких он продал его перед рейсом. Теперь компас не вернуть к жизни. А боцман принял упрек в свой адрес:

— Виноват, Викентий Павлович… Рази за всем уследишь, яс-с-сное море!

Видя, что все, кроме него, при деле, Спартак громко и обиженно спросил:

— А мне что делать?

— Вам? — Капитан отложил в сторону компас. — Вам, юнга, смотреть за морем. Хотя обзор со шлюпки невелик, но зато у вас глаза молодые.

Спартак, навалясь грудью на планширь, обшаривал глазами горизонт. Как ему хотелось увидеть корабль, а еще лучше — берег! Эх, как бы он завопил, громче, чем матросы Колумба: «Земля-а-а!» Но увы, кругом только вода и небо, небо и вода… И так десять минут, полчаса, час… Смотреть надоедает, глаза устают, и уже не веришь в возможность появления чего-либо в море. Но в том-то и трудность вахты впередсмотрящего: стоит расслабиться хоть на какое-то мгновение, закрыть глаза или отвернуться — и остались незамеченными дымок на горизонте или верхушки мачт, и прошел корабль-спаситель сторонним курсом…

ЖАЖДА

Солнце, тропическое солнце, поднявшееся в зенит, затопляло шлюпку нестерпимым зноем. Очень хотелось пить, но капитан ввел на пресную воду строжайшую норму — не больше двухсот граммов на человека в сутки, ибо никто не знал, сколько времени им придется пробыть в этой шлюпке.

Аверьяныч снял с себя рубашку, надетую поверх тельняшки, намочил ее в воде и обмотал голову. Многие заулыбались: очень уж забавно выглядел усатый боцман в чалме, но скоро убедились, что старый моряк поступил правильно: так легче выдерживать жару. Все, у кого были какие тряпки, стали покрывать ими головы. От жестокого солнца и морской воды кожа на лицах задубела, потрескалась, покрылась белесым налетом.

Володя Шелест, закончив свою работу — он помогал Аверьянычу кроить брезент, — подсел к братану, обнял его за плечи.

— «Робинзона Крузо» помнишь?

— Еще бы!

— А помнишь, когда он спасся, то первым делом составил список: что хорошо и что плохо в его положении?

— Ну?

— Ну вот, я сейчас тоже об этом думал, составлял такой список про нас… Плохо, конечно, что «Коперник» потопила какая-то фашистская сволочь, но хорошо, что четырнадцать человек все-таки спаслись; плохо, что мы терпим бедствие в море, далеко от берегов, но хорошо, что у нас есть надежная шлюпка и с нами капитан; у многих из нас нет одежды, но мы в жарких широтах и холод нам не страшен; у нас есть еда и питье, хотя и мало, а главное — у нас есть вера в победу и нет права пищать!

— Ты про какую победу, Володя, про нашу, здесь, или там, на фронте?

— Про нашу общую победу!

Доктор Игорь Васильевич, сидевший неподалеку, с интересом прислушивался к разговору друзей, потом заговорил:

— Кстати, о Робинзоне Крузо… Ему было хорошо: собственный остров имел и целый корабль со всем имуществом в придачу! А у нас что? Омниа мэа мэкум порто, все мое ношу с собой… Стоп, а это мысль! Товарищи! Мы осмотрели шлюпку, но не осмотрели самих себя, а возможно, у кого-то сохранились какие-то личные вещи. В нашем положении все может пригодиться… Вот у меня, например, часы, правда, к сожалению, стоят… В общем, давайте пошарим по своим карманам!

— А если нет карманов? — растерянно спросил Витька, который был в майке и трусах.

Моряки засмеялись. Кажется, впервые за время, прошедшее с момента катастрофы. Принялись ощупывать себя, шарить в карманах. На свет извлекались в основном самые обыкновенные предметы, которые и должны лежать в карманах и которые в повседневной жизни никого бы не удивили. Но сейчас каждая вещь встречалась с восторгом и удивлением.

Спартака смешила эта возня, она напоминала ему известный детский стишок: «У меня в кармане гвоздь. А у вас?» У него не было ничего: его одежда, как и у Витьки, состояла из трусов и тельняшки-безрукавки.

Вот что нашли у себя коперниковцы: два ножа — один боцманский, другой перочинный, записную книжку, три карандаша, катушку с черными нитками и иглой, трое часов — двое стояли, отвертку, четыре коробка спичек — три размокли, зажигалку, золотое кольцо, две пары очков, томик стихов Багрицкого, три расчески, игрушку — китайский болванчик с качающейся головой и револьвер системы «наган» с полным барабаном.