Читаем Легенда о Сибине, князе Преславском. Антихрист полностью

Личная драма Теофила развертывается на фоне всеобщей трагедии народной жизни. Тяжкие бедствия терпит болгарский народ под властью собственных царей и князей православной церкви. Став пленником в царском дворце и ожидая страшной кары за попрание веры, Теофил озирает пышное великолепие мраморных колонн, богатые одежды бояр и архиепископов, успокоенных своими лживыми понятиями о мире и боге, объединенных вокруг благ земных, и думает: «То была истинная суть их, а златотканые мантии, рясы, жезлы и короны, как и великолепие этой залы, предназначены были прикрыть голую правду и заблуждать разум».

Через весь роман проходит трагическая тема повсеместных страданий народных и несправедливостей, творимых властью и церковью. Они предстают как символ насилия, как гасители разума. Да ещё и рядятся в тогу радетелей народа! «И в каком мире — горнем или дольнем — нет насилия?..» И ещё: «Скажи мне, существует ли святой с чистой совестью и защитник народный с необагренными кровью руками?» Эти слова Теофила становятся как бы негодующим лейтмотивом всего романа Эмилияна Станева.

Поэт и вольнодумец, святой и грешник, Теофил вступает в конфликт со своим веком, ратуя всем горьким опытом своей жизни за новые, более праведные отношения между людьми.

История духовных скитаний бывшего монаха становится исследованием глубинных пластов народной жизни.

Теофил страстно мечтает о том, чтобы создать «на сей земле разумные законы для человека». Его неукротимое богоборчество становится выражением его мятежной души, его всеобщего бунта против трагических устоев действительности. С величайшим удовлетворением говорит он: «Бунту учил я народ» — и благодарно вспоминает отроков, которые «освобождаются от всякого страха перед господами своими», а ещё — те счастливые минуты, когда «двинулся народ громить болярские и монастырские владения». Ни нравственные, ни физические муки не могут усмирить никому не подвластный дух Теофила.

Роман завершается исторической драмой болгарского государства, разоренного и преданного собственными правителями, а затем попавшего под турецкое иго. Участь своего народа разделил и Теофил. Но в трагический финал этого романа вплетается и новый мотив, звучащий как предощущение далекого, но великого будущего болгарского народа. Размышляя о своих предстоящих деяниях, Теофил говорит, что он «намерен собрать рабов, дабы мстить поработителям и биться с ними, на насилие отвечать насилием, око за око, зуб за зуб, ибо блудной земле сей иные законы неведомы».

Всем своим тяжким жизненным опытом выстрадал Теофил эту решимость. По его убеждению, предали Болгарию не только цари и боляре, бог и дьявол, не помог ей и тот дух отрицания, которым всю жизнь был проникнут Теофил. Его философия сложилась на основе непримиримого, скептического отношения к богу и дьяволу и вела к разладу с собой и миром. Стремление к истине, полагал он, закаляет волю человека, делает его «безумным» и «готовым к лютейшим страданиям». В финале романа Теофил осознает ограниченность этой философии и приходит к выводу, что только активным противодействием злу можно помочь его искоренению.

Так завершается долгая, мучительная эволюция героя, прошедшего невероятно сложный путь через тернии зловерия в поисках решения «загадок миробытия» и в конце концов осознавшего необходимость личного участия в борьбе за переустройство мира. Так протягивается тонкая, но отчетливо ощущаемая нить от древне-исторического сюжета к нашей современности.

Кроме центрального героя романа, очень рельефно и глубоко выписаны некоторые другие персонажи. Тут и монументально-величественная, словно высеченная из гранита, фигура игумена Евтимия. Тут и колоритнейший отец Лука — «духовный пастырь» Теофила в монастыре, некогда промышлявший разбоем, а затем сочетавший показное благочестие с неслыханным богохульством и озорством. Тут и прелестный образ плотоядной, восторженно предающейся земным радостям Армы — возлюбленной Теофила. Тут и немногими словами, но необычайно выразительно нарисованный демонический характер турецкого военачальника Шеремет-бега… Каждый из этих персонажей занимает своё место в романе, и все вместе они наглядно свидетельствуют об удивительном «человековедческом» мастерстве Э. Станева, которому абсолютно чуждо восприятие своих героев, как существ либо положительных, либо отрицательных. Заметим, что у Станева нет ни одного персонажа, который поддавался бы классификации в соответствии с такой схемой. И это потому, что он наделен способностью глубоко проникать в заповедные тайны души человека, видеть одновременно всю сложную гамму его психики и его, так сказать, мыслей сердца.

Суровый эпический план сюжета «Антихриста» включен в общую лирическую атмосферу повествования, в котором временами довольно отчетливо слышится и голос автора, его нескрываемая симпатия к своему герою и его собственные раздумья о разнообразных явлениях жизни, а также постоянно ощущаемая нами, читателями, его поразительно гибкая и мощная энергия художественного слова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза