Легенда о Сигурде и Гудрун

Скоро Сигурд,
Сжимая меч свой,
В Вальгалле вольной
Встречен был Одином.
На пиру пышном
Подле отца он
Бранной сечи ждет —
Избранник Мира.

79

Под громкий рокот
Рога Хеймдалля
Огнистый мост
Прогнется под конными —
Подаст ему Брюнхильд
Перевязь с мечом,
Поднесет чашу
Победы и славы.

80

В день Судилища
Придет бессмертный —
Кто вкусил от смерти
И вовек не умрет,
Герой-змееборец
Из рода Одина:
Не иссякнет все сущее,
Не сгинет Земля.

81

Шлем — на челе его,
В длани — молния;
Величествен лик,
Пламенный дух.
Минет война —
В мире отстроенном
Изведают счастье
Испившие горечь.

82

Так ушел Сигурд —
Семя Вёльсунгов,
Герой несравненный,
Надежда Одина.
Но горе Гудрун
Не гаснет в мире,
До скончанья сроков
Ее скорби — внемлют.

*

КОММЕНТАРИИ К «V"OLSUNGAKVIDA EN N'YJA»

Подзаголовок «Sigurdarkvida en mesta» означает «Самая длинная Песнь о Сигурде»: см. с. 254.

Повсюду в комментариях песнь «V"olsungakvida en N'yja» именуется просто «Песнью» или иногда — «Песнью о Вёльсунгах», а «Сага о Вёльсунгах» — «сагой». Название «Эдда» неизменно относится к «Старшей Эдде», или «Песенной Эдде»; труд Снорри Стурлусона именуется «Прозаической Эддой».

Девять частей песни, следующих за «Upphaf», обозначены римскими цифрами, строфы — арабскими: так, «VII.6» означает шестую строфу в части «Gudr'un». Комментарии относятся к целым строфам, но не к отдельным строкам; примечания к отдельным строфам предваряются общим пояснением ко всей части.

UPPHAF

Эта прелюдия к «Песни о Вёльсунгах» эхом вторит самой известной эддической песни под названием «V"olusp'a», «Прорицание вёльвы», в которой вёльва, колдунья или пророчица, повествует о происхождении мира, веке юных богов и изначальной войне, предрекает Рагнарёк, Гибель Богов, а после того — возрождение Земли, что вновь поднимется из водных глубин (см. третью часть стихотворения моего отца под названием «Прорицание вёльвы», приведенного в Приложении В в конце книги).

Однако образный ряд «Прорицания вёльвы» здесь подчинен совершенно новой теме: ибо пророчица возвещает (строфы 13–15), что судьба мира и исход Последней Битвы будут зависеть от присутствия некоего «бессмертного, кто вкусил от смерти и вовек не умрет». Это — Сигурд, «герой-змееборец из рода Одина», он же — «избранник Мира», которого закованные в броню воины ожидают в Вальгалле (строфа 20). Как явствует из пояснительной заметки моего отца (iv), приведенной на с. 67–68, Один надеется, что в Последний День Сигурд сразит величайшего из змеев, Мидгардсорма(см. примечание к строфе 12 ниже), и что благодаря Сигурду «станет возможным создание нового мира».

«Этот мотив особого предназначения Сигурда — домысел современного поэта», — отмечает отец в той же краткой заметке. Ассоциация с собственной мифологией отца представляется мне, как минимум, весьма возможной: ведь в ней Турину Турамбару, убийце великого дракона Глаурунга, тоже отводилась особая судьба, ибо в Последней Битве не кто иной, как он, сразит Темного Властелина Моргота своим черным мечом [18]. Эта загадочная концепция возникает в раннем «Сказании о Турамбаре» (1919 год или еще раньше) и вновь появляется в виде пророчества в текстах «Сильмариллиона» 1930-х гг.: так, в «Квента Нолдоринва» «именно черный меч Турина нанесет Мелько [Морготу] смертельный удар и покончит с ним навеки; так отомщены будут дети Хурина и все люди». Примечательно, что вариант этой концепции обнаруживается в кратком очерке моего отца, написанном уже в конце жизни, в котором говорится, будто Андрет Мудрая из Дома Беора предрекла, что «Турин в Последней Битве восстанет из мертвых и прежде, чем навсегда покинуть Круги Мира, бросит вызов Великому Дракону Моргота, Анкалагону Черному, и нанесет ему смертельный удар». Это удивительное преображение Турина наблюдается также в одной из записей в «Анналах Амана»: в ней говорится, будто огромное созвездие Менельмакар, Небесный Мечник (Орион), — это «знак Турина Турамбара, который явится в мир, и предвестие Последней Битвы, что случится на исходе Дней» [19].

В отсутствие (насколько мне известно) других отцовских текстов, посвященных этой загадочной концепции Сигурда, думаю, что рассуждения о ее немалой значимости, сверх уже сказанного, выходят за пределы редакторской статьи, которые я себе наметил для данной книги.